Стоя на краю - страница 11

Шрифт
Интервал


– Теперь дела наладятся, – хихикал Глеб, потирая руки.

В тот вечер мы уснули без дрожи в коленях, мысленно благодаря небеса за ещё один прожитый день.

Так мы жили и все последующие дни. Держались на плаву и усердно барахтались, чтобы не потонуть. Чтобы не стать очередными выпускниками, которых сломала взрослая жизнь. А примеры были. И не мало. Кто-то начинал пить, кто-то принимать запрещёнку, многие попадали в банды или становились бомжами и в итоге умирали молодыми где-нибудь под забором. Или накладывали на себя руки… как Витька, с которым мы делили комнату в детском доме. Через девять месяцев после выпуска, он повесился. Его нашли в заброшенном гараже. Не сразу. А где-то через неделю, когда «ароматы» уже разошлись по округе.

Когда Глеб рассказал мне об этом, его глаза были пусты, а голос – плоским, как стена. Помню, что эта новость его очень впечатлила.

– Мы не станем такими, – шипел он, а я кивал ему в ответ, хотя в глубине души понимал – такой исход вполне возможен.

К счастью, нас миновала участь «большинства». Было не просто, но мы не сдавались. Глеб подрабатывал на стройке, иногда грузчиком, а я устроился мойщиком окон. И по вечерам, когда руки гудели от усталости, Глеб любил повторять одну и ту же фразу.

– Когда-нибудь мы будем работать в тепле, с чаем и печеньками, – твердил он слова, будто какую-то мантру, и я безоговорочно ему верил, откинув все сомнения прочь.

В целом, именно дружба помогла нам огибать препятствия и идти дальше. Мы были не одиноки и это стало той самой опорой в жизни, которая держала нас на плаву, как спасательный круг.

Помню, что первая зима была особенно трудной. Я тогда сильно заболел и не мог работать. Температура жгла под сорок, а денег на лекарства не было, ни копейки. Глеб сильно переживал по этому поводу. Сначала он пытался сбить жар подручными средствами, а когда понял, что обтирания водой малоэффективны – пропал на пол дня.

Вернулся он уже с антибиотиками. И с синяком под глазом… Сустав на его правой руке неестественно распух и посинел, а губа была рассечена. Он двигался скованно, стараясь не дышать слишком глубоко. Но в глазах горела не боль, а торжество: «Добыл!»

Лишь позже я узнал, что он дрался в подворотне за кроссовки, которые хотел продать, чтобы выручить деньги на лекарство. Шпана пыталась его кинуть, но Глеб не дал им спуска и забрал обещанное силой, потому что не мог вернуться с пустыми руками.