Дни, проведенные у пани Елены тянулись медленно. Она была женщиной суровой. Дом был прост: скрипучие полы, низкие потолки, старая печка, пара икон в углу и вечный запах укропа, петрушки и сырости.
Семье Якова отвели небольшое чердачное помещение. На полу лежали два тюфяка, лавка, пара кружек, медный таз для умывания и кувшин. Мирьям старалась не подавать виду, но скучала по своему фортепиано. Лейка много молчала, наблюдая за взрослыми. Анна мыла полы, чтоб помочь хозяйке, стирала бельё вручную, штопала одежду. Яков всё время что-то записывал в своём блокноте – маршруты, контакты, цены, условные знаки.
На третий день Яков встретился с Янушем.
– Ну что?
Януш кивнул.
– Завтра утром заберу вас на вокзал. Все документы готовы. Ещё один шаг – и вы никому не интересны.
Анна впервые за неделю заплакала. Но не от страха, а от облегчения.
Проверка
Раннее утро во Львове было тихим и сдержанным, как затянутое небо перед грозой. Часы на ратуше едва пробили шесть, когда семья Якова, собравшись у выхода из дома пани Елены, стояла в напряжённой тишине.
Анна держала Лейку за руку. Та, хоть и была сорванцом, прижималась к матери, будто снова стала малышкой. Мирьям в светлом платье и скромной шляпке сжимала в руках кожаную потрепанную папку с нотами, будто они могли защитить от беды. Яков, в сером плаще и с потёртым саквояжем в руках, выглядел напряжённо, но собранно. Он всё продумал. Почти всё.
– Паспорта у меня, – сказал Януш, подходя быстрым шагом, в мокрых от росы ботинках. Он держал в руках потрёпанную газету и завернутый в неё сверток. – Держи, – передал он сверток с серыми хрустящими рублями Якову.
Днем раньше Яков передал ему мешочек с последними золотыми монетами – австрийскими дукатами, монетами Российской империи и даже английскими соверенами.
– Вчера за твои чужие империи в обменнике на Зиморовича мне дали шесть тысяч рублей. Этого хватит до Одессы и чуть на жильё. Но берегите. Второго шанса не будет.
Мирьям показалось, что путь на вокзал был короче, чем до пани Елены. На вокзале людей было много, но атмосфера была странной – какой-то напряжённо-вежливой. Здесь не шумели, не спорили. Многие держали сумки у груди, дети не бегали. Пахло железом, потом и надеждой. Вдалеке свистел состав, пар закручивался над рельсами, как воронка из сна.