Она набрала полную грудь ледяного воздуха и закрыла глаза, готовясь к боли, которая уже давно её не страшила, и даже наоборот – где–то была приятна и желанна. Эта боль означала переход от одного прекрасного к другому ещё более совершенному, идеальный альянс и высшее слияние зверя и человека. Мышцы быстро стали рваться и вновь срастаться на уже новый костяной хребет, обтянутый мягкой бархатистой кожей.
И вот, откинув назад длинные золотисто–коричневые волосы, Леса ощутила обжигающий пятки холод, но он только раззадорил её существо, заставив пронестись по телу приятную дрожь. Всего несколько длинных прыжков, и вот она достигла места, где её ждал брат, ловко соскользнула вниз.
– Ну и? – недовольно окликнула она его, выпятив нижнюю губу.
– Возьми у этих, – оборотень кивнул мохнатой головой в сторону, где лежали тела наёмников, – два плаща. Укутай Агидель и на меня положи.
– Боишься, что нашего вожака продует ветерок?
– Леса! Пожалуйста!
– Надо же, «пожалуйста» сказал, – пробубнила Леса, но поручение пошла выполнять. Быстро отстегнув пару добротных шерстяных плащей, лишь немного запачканных кровью, она принесла их и ловко закутала Княжну. Потом, будто девушка почти ничего не весила, она подняла её на руки и аккуратно перекинула, словно куклу, через спину оборотня.
– Спасибо, – произнёс, вылезая и не оборачиваясь, Смарагад и медленно зашагал в сторону той тропы, по которой они с Агидель раннее пронеслись сломя голову на помощь эльфам. Теперь, как ему казалось, это будто было целую жизнь назад, а на самом деле – прошла только половина короткого зимнего дня.
Леса проследила за удаляющимся зверем и снова набрала полную грудь воздуха и начала всё заново, с удивлением замечая в глубине себя, что чувствует приятное воодушевление и после охотничий трепет от всего того, что произошло сегодня. И открыв уже звериные глаза, она поковыляла к двум притулившимся в стороне от поляны, нахохлившимся как воробьи на ветке, дремавшим эльфам.
Невезучие путешественники сидели плотно прижавшись друг к другу на вещевом мешке, некогда принадлежавшем Агидель, и укутанные тем, что когда–то было её меховым плащом. который сейчас представлял из себя весьма плачевную картину – изодранное в клочья тряпьё.
Когда оборотниха почти нависла над ними и даже окликнула, они не сразу открыли глаза: так была велика усталость и нервное потрясение, которое им довелось испытать за последние несколько дней.