– Вот и хорошо, сделаем всё в лучшем виде. Мы, как никак, дети знахаря, что-то да умеем, не просто ради поглядушек сейчас тебя обрабатывать будем.
– Дарен! Замолчи, – рявкнул Обран, из последних сил сдерживаясь, чтобы не дать хорошую оплеуху болтливому родственнику. – Единый, у тебя язык, что помело!
– Не согласен, ты лучше её за плечи придержи, чем меня жрать глазами, – возмутился младший Прелют, и потом обратился к пифии: – Вот так рубаху держи, и если больно, то говори. Могла прикипеть повязка, кровь-то подсачивалась…
Предельно аккуратно Дарен начал разбинтовывать повязку, стараясь как можно быстрее закончить с этим, казалось бы, нехитрым делом. Отбросив в сторону старые бинты, он нежно, будто бы касаясь крыльев бабочки и боясь снять пыльцу, стал накладывать прохладную мазь. Урсула почувствовала, как у неё побежали мурашки по хребту.
– Не больно? – уточнил младший. – Я почти всё, новые сейчас обвязывать вокруг буду.
Пифия покачала головой. Боль всё же была, но не такая, какую она не смогла бы терпеть, особенно сейчас, когда знала, сколько сделали для неё эти двое молодых мужчин.
Она отвела глаза в сторону и посмотрела на бинты, лежавшие на полу.
– Кровила, – едва слышно прошептала она, заметив тёмные запёкшиеся пятна, причудливыми разводами расползшиеся на белой ткани.
«Прям как кровь на снегу,» – пронеслось у неё в сознании вспышкой, а вслед за ней последовала волна жара и темнота.
Пифия резко открыла глаза и обомлела. Она стояла посередине огромного белого снежного поля, на котором не было ничего, кроме кровавых пятен и замёрзших человеческих тел. Вокруг только пустота и беснующийся ветер, расшвыривающий колкий снег. Земля и небо слились в единую материю, которой не было конца и края. Абсолютная пустошь и безвременье. От безысходности пейзажа Урсула почувствовала, как у неё сжимается сердце и становится больно дышать. С надрывом она попробовала втянуть больше ледяного воздуха, но безуспешно. В отчаянии она огляделась – хоть малюсенькая живая зацепка для взгляда, хоть намёк на предстоящее будущее. И вот, вдалеке зашевелились три точки, которые стали приближаться к девушке. Чем ближе они старались подойти, тем сильнее нарастали порывы ветра, грозившие перерасти в снежный ураган.
– Ко мне, идите ко мне! – начала кричать пифия, в надежде привлечь то живое, что неустанно двигалось к ней навстречу. Мгновения переросли в вечность, но Урсула продолжала звать, махать руками и прыгать на месте, и вскоре она смогла разглядеть – к ней двигались, невзирая на непогоду, три огромных волка. Первый, самый крупный, серый с чёрным загривком, пробирался во главе стаи, чуть ли не впиваясь когтями в смёрзшуюся снежную корку, пробивая мощной грудью тропу. За ним, почти дыша ему в затылок следовала белая волчица, злобно сверкая голубыми глазами, и замыкал цепь серо-рыжий зверь, беспокойно оглядывающийся назад.