Это было самой большой утратой. Проносились перед глазами части их тогдашнего диалога, и врезались в голову острым лезвием реплики:
«– Сейчас ты хочешь умереть?
– Нет. Сейчас я очень хочу жить»
Почему всегда так несправедливо получается? Что там Ален размышлял о сюрпризах?
Не успел он переварить весть о гибели друга, как вдруг…
///
Они появились в больнице через четыре с лишним часа после поступления Мартина и Пахиты, и каждый их шаг был подобен раскату грома. Ален услышал грозный массивный голос приемной матери и вжал голову в плечи, пытаясь слиться с диваном. В груди Стефана копошилась тревога – предвестник надвигающегося шторма.
– Ну все, это они, мне не жить, – залепетал Ален, нервно перебирая пальцами. Пока Стефан предпринимал жалкие попытки его успокоить и, возможно, спрятаться, и мать, и отец уже поскандалили у поста медицинской сестры, нашли Алена в закутке, куда они пересели и где было намного меньше народу, и направились к нему.
– Ты! Гадёныш! – тучная фигура матери выросла перед диваном скалой. Мать замахнулась на сына сумкой, но, вспомнив, что находится на людях, в лечебном учреждении, остановилась и опустила руку. Ален сидел бледный, как смерть, и позволил себе сделать осторожный выдох от облегчения, лишь когда рука матери повисла вдоль тела.
Эта женщина была неприятной даже на вид, и дело вовсе не в лишнем весе: да, второй подбородок усиливал отталкивающее впечатление. А ещё у неё была крупная бородавка над губой, растрепанное гнездо волос на макушке, которое, наверное, утром было пучком. Нелепое объемное синее цветочное платье почти до пола было предназначено для сглаживания несовершенств фигуры.
Её маленькие поросячьи глазки сощурились, зло искрясь и стреляя молниями в Алена.
– Мы тебе что говорили: держись от них подальше! – заверещала, действительно как свинья, мать. – Ты уже никто! Что ты здесь забыл, кретин?! Ошибка природы! Приперся сюда, отвез их непонятно куда, и что теперь?! Все из-за тебя, скотиняга ты вонючая!
– Накатаем на тебя заявление о похищении детей и оставлении в опасности, тебя закроют нахрен – будет тебе уроком! Посмотрим, долго ли ты продержишься на нарах, – зубоскалил приемный отец. Он был полной противоположностью жены: худощавый, жилистый мужчина в очках с залысинами по бокам. У него была нелепая растительность на подбородке, смотря на которую Стефан только и думал о том, что её лучше сбрить.