– Как тебя зовут?
– Как ты прошла в нашу гримерку?
– Я видел тебя на концерте, ты справа от сцены стояла.
– Где ты так сильно ушибла ногу?
Вопросы посыпались один за другим, а я не могла придумать ни одного достойного ответа. О, Боже, сбылась моя мечта, и мои любимые музыканты разговаривают со мной! Почему же я в ответ не могу сказать ничего вразумительно и издаю какие-то стремные мычащие звуки тургеневского Герасима?! Мне стыдно! Я же готовилась к этой встрече!
– Поклонница наша, значит, – сделал верный вывод Валик и снова повторил: – Как тебя зовут, поклонница?
– Надя, – я старалась, чтобы мой голос звучал уверенно, но все равно был будто неокрепшим, слабым.
– Ну, а нам представляться смысла нет? – с глубоким чувством самомнения спросил Бахтин.
Я отрицательно покачала головой. Нет, им представляться не нужно, ведь мне известно о них куда больше, чем имена, вплоть до того, как звали хомячка Леши Бахтина, когда тому было четырнадцать.
Музыканты очень быстро поняли, что то ли от шока, то ли от смущения я не могла связно говорить и тем самым поддерживать столь удачно случившееся знакомство, а только глазами хлопала в немом восторге. Уверена, что подобная реакция для них не впервые, а потому ко мне потеряли всяческий интерес и, перестав замечать, вновь стали общаться между собой. Обсуждали они, как я поняла, только что отыгранный концерт, профессионально разбирая ошибки и недочеты исполнения. С миром музыки я не знакома, термины «грувер» и «подложка» для меня звучат как незнакомый язык наподобие ненавистного латинского, который я бы никогда не сдала без посторонней помощи. И мне оставалось лишь криво улыбаться, когда кто-то из парней поднимал на меня взгляд. Кто-то, но не Филатов. Он переписывался с невидимым собеседником по телефону с помощью смс-ок и пил пиво, которое Леша все же достал из гримерного шкафчика. Парни понимающе смотрели друг на друга, но нелюдимое настроение своего лидера никак не комментировали. Кажется, они привыкли к такому поведению Леонида, а вот я во все глаза рассматривала его лицо, волосы, плечи, и сумасшедший крик в сознании: «ОН здесь…!»
И я долго бы еще так таращилась, если бы в гримерку не вошла девушка, та самая, с которой я столкнулась в коридоре за кулисами. Она опустила свои огромные наушники на шею, ласково чмокнула Михаила в губы и сообщила о том, что концерт прошел безупречно, но публика слегка перевозбудилась. Я стеснительно промолчала о том, что думаю насчет «слегка», когда едва ногу не сломала в толчее.