Проходя мимо остановки городского автобуса, я невольно обратил внимание на бездомного старика, дремавшего на уличной скамье. Его лицо выдавало некогда интеллигентного человека. Прислонившись к изношенной торговой тележке, доверху нагруженной старым тряпьем и всяким барахлом «первой необходимости», он мирно дремал. Разомлевший от ласкового утреннего солнышка, миловидный старичок в полудреме то улыбался с детской невинностью, то хмурился строгостью старика.
А посреди всего этого старого хлама – всего его «движимого» имущества – горделиво возвышался и томно развевался на слабом ветру большой яркий флаг родной страны – Соединенных Штатов Америки, отбрасывая свои радужные цвета на всю эту безнадежно серую картину.
И все это выглядело удивительно естественно и ничем не примечательно…
Прекрасный солнечный день! Все вокруг благоухало ранним весенним цветением. Небо сияло невероятно чистой голубизной. В приподнятом по-весеннему настроении я шел по узкому тротуару, радуясь своему счастью – жить в этой прекрасной стране и чувствовать себя по-прежнему здоровым.
Навстречу мне шла, медленно передвигаясь, немолодая симпатичная женщина, одетая вся в нежно-розовые, как расцветшие вдоль улицы кусты олеандра, и темно-голубые, как цвет неба по краям горизонта, тона. Она с трудом переставляла свою правую ногу и крепко держала левой рукой поводок для своей старой собачки, показавшейся мне очень тучной и грустной. Заметив мой уверенный и размашистый шаг, бедная женщина почему-то всполошилась. Быстро повернувшись ко мне боком, она резко потянула к себе поводок. Мягко прижимая собачку больной ногой к бордюру, она старалась не вызвать в ней естественного собачьего протеста, чтобы я мог продолжить свой путь так же свободно и вдохновленно, как шел. Пройдя мимо них, я через секунду-другую отчетливо услышал, как она, ласково и нежно обращаясь к своему верному и воспитанному другу, сказала: Thank you, Alex, thank you!
Я тут же оглянулся назад, осознав всю нелепость моего поведения, захотелось что-то искренне выразить… Но что и как сказать… Они молча и мирно продолжали неспешно идти, так же, как шли, и все по-прежнему, как ни в чем не бывало. А я… остался стоять на месте, наблюдая, как они удаляются – маленькая собачка, еле виляющая хвостом, и женщина, чья хромота почему-то теперь казалась мне не таким уж заметным изъяном. Культура их поведения, та искренняя благодарность в ее голосе, что не предназначалась для чужих ушей, тронули меня до глубины души и заполнили мое сердце чем-то теплым и щемящим.