– Куртку можешь повесить сюда.
– Ух ты, – восхитилась Олеся, – сколько полок для обуви!
Я усмехнулась.
– Видела бы ты, что здесь было раньше…
– А что было?
– Грязь, старые газеты, разный хлам… Я сама красила полки. Половины крючков тоже не было.
– Ее что, сдавали в таком виде?
– Вид был еще тот, можешь мне поверить. Никого не волнует, в каком состоянии квартира, которую ты снимаешь. Егор… – я запнулась, но потом продолжила: – Егор говорил, что, когда он сюда въехал, хозяева и не подумали сделать минимальную уборку после прежних жильцов…
Олеся покачала головой и аккуратно повесила куртку в шкаф.
– Это твоя комната, – я толкнула дверь в маленькую светлую комнату с большим окном. В комнате стояла кровать, а напротив окна было порядком обшарпанное трюмо с трехстворчатым зеркалом.
– Ого! – поразилась Олеся. – Какая древность! Сейчас, наверное, таких уже не делают…
– За деньги сделают все. Тебе повезло, кровать не такая древняя. До моего переезда на ней спал Егор.
– Надеюсь, ты сменила белье?
– Надеюсь, это шутка?..
– Конечно! – Олеся фыркнула, но потом, смутившись, закашлялась.
– Шкафа, прости, нет. Можешь распихать вещи по ящикам трюмо. Не переживай, здесь все чистое. Большую часть того, что стояло в этой комнате, я выкинула. Но у тебя, наверное, с собой и так не много вещей?
Олеся промолчала.
– В общем, располагайся. В ванной чистое полотенце – желтое. Туалет, к счастью, отдельный.
– Повезло, что потолки высокие, – философски заметила Олеся, обводя взглядом стены, оклеенные обоями в сиреневых колокольчиках.
– Здесь это тебя не спасет, – засмеялась я.
Пока Олеся принимала душ, я прошла в свою комнату, бросила сумку в кресло и открыла окно. С улицы немедленно проникли воробьиные переклички, потянуло свежестью – впрочем, воздух уже начал прогреваться. Распахнув створки шкафа, я запихнула туда джинсы с джемпером, а потом наскоро натянула домашнее платье.
Комната, в которой я располагалась, была чуть ли не в три раза больше той, что я отвела для Олеси. Раньше мы принимали в ней редких гостей, сидели за компьютером, обедали – словом, из нее получилось что‑то вроде гостиной. Сейчас же это была полноценная спальня – диван никогда не складывался (зато я купила пару мягких кресел), на тумбочке стоял светильник с выложенным мозаикой плафоном. Платяной шкаф с множеством отделений занимал целую стену. Он неимоверно раздражал меня, старый, стоящий тут с советских времен, сделанный из прессованных опилок, но все‑таки туда все вмещалось – майки, блузки, пальто, сумки, книги и журналы… В комнате было много свободного места, на подоконнике с облезающей краской стоял хлорофитум и пара фиалок, и в бывшей гостиной не осталось ни единого напоминания о Егоре.