И вот я стою в лифте с толпой людей в слишком нарядном, чуточку узком и (это я только потом поняла) чересчур коротком шелковом платье с пышными рукавами и в туфлях Лизы, которые мне нравятся, и я втайне надеюсь, что она не заметит, если я «забуду» их вернуть.
Мои вещи – упаковка бумажных салфеток, бальзам для губ с пчелиным воском, проездной на метро и кошелек – лежат в большой сумке, которую я тоже одолжила у Лизы, а Лизе ее подарила та самая любимая тетушка, и стоит она, наверно, больше, чем моя арендная плата за месяц.
Я вымыла голову, высушила свои слегка вьющиеся блекло-каштановые волосы и стянула их в низкий хвост, а накрасилась так ярко, как только смогла, то есть почти не накрасилась – немного туши, кремовые румяна, бальзам для губ.
Думаю, сойдет.
Лифт звенит, остановившись на моем этаже; я проталкиваюсь сквозь толпу и бормочу «простите, извините» все громче и громче, пытаясь пробиться к дверям до того, как те закроются. Почему людей не учат пропускать других вперед в лифте? Когда я наконец пробиваюсь к дверям, те уже закрываются, и мне приходится сунуть руку в щель, чтобы они не сомкнулись окончательно. Но они все равно закрываются! Зажимают мою руку, в голове мелькает страшная мысль – что если меня потащит на следующий этаж, а рука останется снаружи и я буду обезручена? Как обезглавлена, только обезручена? Есть такое слово?
Через секунду двери распахиваются, но не полностью, а ровно настолько, чтобы я успела вытащить руку, но теперь в дверях – в этих гигантских челюстях смерти – застревает мой дурацкий пышный рукав. О боже-боже-боже! Если лифт сейчас поедет с рукавом, застрявшим в дверях, платье слетит с меня прямо на глазах у незнакомцев, и я предстану перед ними такой, какая есть на самом деле! Обычной женщиной в лифчике, которому шесть лет в обед, и серых трусах, которые когда-то были белоснежными!
Слышу, как кто-то за моей спиной нажимает кнопку; его голос доносится до меня сквозь плотную толпу этих баранов, которые не делают абсолютно ничего, чтобы мне помочь. Мой спаситель ругается на лифт, видимо, рассчитывая усилить тем самым эффект своих действий, – «ну давай же, открывайся, тупая железяка», – и двери наконец раздвигаются. Слава богу! Я вываливаюсь наружу, сгибаюсь пополам и судорожно выдыхаю. Сейчас не время для панической атаки – точнее, как раз самое время. Если вы склонны к паническим атакам, как я, то знаете, что именно в таких ситуациях они обычно и начинаются. Но до встречи с продюсерами «Одинокого волка» осталось несколько минут.