Отец мой владел пятью поместьями, но любимейшим было маленькое имение на озере Ларий, где отец жил в последние пять лет с молодой женой безвыездно. Это поместье он купил незадолго до гибели моего брата, и туда он вкладывал все наши доходы, как будто в лихорадочном этом обустройстве пытался забыть о постигшем его несчастье. Загородные виллы на берегах водоемов еще только входили в моду среди богачей и требовали изрядных денег. Отец мой был тщеславен, к тому же любил начинания куда больше своих сил, а потому многие дела бросал незаконченными.
Место на озере напоминало Элизий – дом в окружении олеандров, гранатовых деревьев и кипарисов стоял недалеко от берега. Днем дул легкий южный ветер, а ночами – северный, остужая нагретые за день камни. Берега озера, обрамленные узором строгих гор на севере, и небеса, отраженные в воде то цвета бирюзы, то сапфира, вызывали такое наслаждение, что можно было с утра до самого заката любоваться красотами, будто лучшей картиной Апеллеса или статуей самого Праксителя, и занятие это не надоедало. По утрам легкая дымка укутывала горы вдали, и в тишине слышался только плеск волн. Я побывал в этом дивном уголке дважды, но лишь затем, чтобы выслушать массу предостережений и запретов, наказов и поучений.
Поместье, в котором я проводил нынешнюю зиму, предоставленный по сути сам себе, было старым нашим родовым имением. Будто изработавшийся мул, тянуло оно на себе колченогую повозку приходящей в упадок семьи, не давая впасть в бедность. Дом, довольно просторный, с большим атрием[4] и удобным таблинием[5], находился в пренебрежении и давно требовал ремонта, но вилик жаловался на убытки и леность рабов, дороговизну новой черепицы, а по вечерам на кухне, куда я заглядывал в ожидании, когда обед принесут в малый триклиний[6], все разговоры вертелись вокруг ремонта амбара. Ремонт этот длился уже второй год, но никак не мог завершиться. Я подозревал, что вилик утаивает часть доходов, и даже затребовал однажды его таблички, чтобы проверить записи, но так и не понял, жульничает старый вольноотпущенник или нет. Поместье кое-как приносило небольшой доход, но все деньги отец требовал отсылать ему в Ларий, где он обустраивал в новом доме роскошный перистиль, украшенный мраморными статуями.
Если бы жизнь в Республике текла как прежде, то прошлой весной я бы отправился в Рим, чтобы поступить в риторскую школу. Но в нынешние времена находиться в Риме было небезопасно. Пока Марий и Сулла соперничали между собой за право встать во главе армии и вести железные легионы на войну с Митридатом, в столице царил хаос. Мой старший брат, изрядный повеса, красавец, умница, которому в жизни удачи сыпались как из рога изобилия, шесть лет назад обручился с одной из красивейших девушек нашей округи, дочерью богатого соседа Оклация. За ней давали солидное приданое, но, главное, ее красота и приятный нрав могли составить счастье любого, так говорил наш отец, прибывший в старое поместье для устройства свадьбы. Желая поразить красавицу, накануне свадьбы мой брат отправился в Рим, чтобы выбрать ей в подарок самые роскошные драгоценности. При нем была изрядная сумма денег, которую он взял из наследства, оставленного ему матерью. Как раз в эти дни в Рим ворвался Марий во главе своих головорезов. Первым делом его стража отыскивала людей консульского или преторского звания, их тут же вели на казнь, а дома грабили. Но более всего бесчинствовали рабы, которых Марий набрал по дороге, дал им свободу и сделал своей личной стражей. Об этом стало известно много позже, наш раб Ксеркс пересказывал такие подробности, что я никогда не решусь их повторить. Надо полагать, Ксерксу все эти ужасы с большим удовольствием передавали погонщики на базаре в день Нундин