– Хорошо, тогда я подожду его на улице. Я ведь могу… вот здесь встать? – беспомощно бормочу я.
– Улица не куплена. Можете стоять, если вам хочется, – не глядя на меня, отвечает Рустам.
Я поговорю с ним, и точка. Во что бы то ни стало…
Бросаю ненавидящий взгляд в окно, освещенное тусклым светом… Кажется, занавеска встрепенулась, на мгновение явив взгляду силуэт в черном пиджаке. Смотришь, сволочь? Наслаждаешься своей властью? А что ты скажешь, узнав, что твой единственный сын умер от тяжелой болезни? Как будешь жить с этим, зная, что даже не попытался ему помочь?
На крыльце толпятся курильщики. Поднимаюсь по ступенькам и выуживаю из сумочки смартфон. Делаю вид, что записываю обращение. Так, чтобы Рустам и стоящий рядом с ним мордоворот, слышали.
– Мне ничего другого не остается. Меня ну пускают, да. Ну а что, здесь повсюду камеры. Моя смерть будет на их совести. Я просила о встрече, а меня не пустили. Я просто… Мне больше не к кому обратиться. Да-да, ты потом отправь эту запись в полицию. Ну… после моей смерти.
– Марина Владимировна, хватит играть, – раздраженно отрезает Рустам. – Мы просто делаем свою работу. Уезжайте домой и… все.
– Извини, не могу. Долго находиться на ногах мне трудно. Ты же видишь, какая я стала? Так что… я прилягу.
Ну да, сорок девять килограмм живого веса…
Ложусь на припорошенный снегом газон, хватая ртом летящие с неба снежинки.
Люди подходят и склоняются надо мной. Спрашивают, нужна ли мне помощь? Охранники отгоняют их. А я задыхаюсь от гнева и невыплаканных слез… Знал бы ты, гад, через что я прошла? Как училась есть заново. Выходить на улицу, улыбаться… Спать и, наверное, жить…
Я на горло наступила себе, чтобы явиться сюда. И не уйду, пока не поговорю.
Не знаю, сколько проходит времени? Я ничего не чувствую… Ног и рук, сердца… В сумке вибрирует смартфон, но у меня нет сил пошевелиться…
Они позволят мне умереть. Сдохнуть как собаке.
Прикрываю глаза. Я только немного отдохну и… Наберусь сил и встану.
Мне есть ради кого жить. У Сабирова никого нет. Вряд ли новая жена любит его крепче, чем любила я… Никого нет, никого… А у меня есть.
– Вы что, долбанулись? – будто сквозь вату слышится голос Марата. – Вы… Дебилы конченные, вы что… Марина, очнись. Мариша, Мари…
Его сухие, горячие ладони обжигают мои щеки. Он трясет меня за плечи, стряхивает укрывший меня снег. Идиотка, зачем я только так рисковала собой? Дура отчаянная… Ненормальная, блаженная, чудная… Все это – я…