Нужно будет позже обязательно с ней завести беседу. Уверен, что узнаю много чего интересного.
– Дарья Владимировна, я к вам обращаюсь, – бросив на меня взгляд, продолжала настаивать на своём Марьям Ашотовна.
– Марина, у тебя что, других дел нет? Отстань ты уже от хлопца, Ванька Бондаренко – хороший парень. Неужо сама не знаешь, каково ему жить с мамкой такой? – отчитывала Марьям Ашотовну вахтёрша, всё-таки оторвавшись от чтения книги.
Моя сопровождающая грозно посмотрела на старушку, но та казалась непробиваемой. Попыхтев, словно паровоз, женщина в красном пошла вперед, увлекая меня за собой.
– Марьям Ашотовна, а вы какую должность занимаете? – спросил я.
– Завуча, – отвечала мне оскорблённая женщина.
Явно характерная дочь Кавказа была недовольна замечанием вахтёрши. С неё слетело игривое настроение, и далее мы молча шли к кабинету директора. Я осматривался, но много тут не увидишь – широкий коридор, лестница наверх, и вот здесь – поворот в сторону административных кабинетов. Лучше особенно и не принюхиваться – со стороны столовой то ли пахло, то ли воняло кислыми щами.
А вот приёмная встретила нас ванильным ароматом свежей выпечки. Две женщины увлечённо беседовали, распивая чаи и закусывая пирожками.
– … конечно, я попросила мне тоже отложить, – засмеялась одна.
Мы с завучем удостоились только мимолётного взгляда, две сотрудницы учебного заведения продолжили милую беседу, как будто именно в этом и заключались их профессиональные обязанности.
– У себя? – спросила Марьям Ашотовна.
Ей даже не ответили. Полноватая женщина с пышной причёской и яркими красными бусами с набитым ртом лишь махнула рукой в сторону кабинета директора.
Завуч трижды постучала, но, не дожидаясь ответа, сама по-хозяйски распахнула массивную коричневую дверь, первой переступая через порог.
– Семён Михайлович, я вот вам работника привела, – сказала завуч и спешно покинула кабинет, оставляя меня один на один с седовласым мужчиной.
Директор был пожилым, если не сказать, что старым. Самым ярким, что бросалось в глаза, были его "будённовские" усы. И планки наград, к которым даже хотелось присмотреться. Явный фронтовик, причём воевавший уже не мальчиком, но мужем. Может быть, даже офицер. Рядом с обшарпанным столом, накрытым прозрачным стеклом, стояла побитая трость, которая нужна была ему явно не для форсу.