Сегодня в Первопрестольске люди не улыбались без причины. Улицы были тихими и пустыми, а парки – стерильными и официальными. Даже деревья росли строго по линиям, аккуратно подстриженные по инструкции. Ладогин думал, что где—то глубоко внутри он остался тем мальчишкой, для которого мир был прост и открыт. Но тот мальчик теперь молчал, глядя на происходящее глазами взрослого, разочарованного и уставшего человека.
Он открыл глаза и увидел площадь Победы. В центре возвышался памятник, всегда казавшийся ему вечным. Но сейчас он выглядел холодным и отчуждённым. Аркадий пытался ощутить связь с этим местом, с камнем и бронзой, но её больше не было. Всё, что когда—то наполняло его смыслом и теплом, исчезло.
Ладогин ощутил горечь. Не злость, не разочарование, а именно горечь – от того, что надежды детства не сбылись. Взрослая жизнь оказалась совсем иной, не хуже и не лучше, просто чужой. И теперь он не знал, какая жизнь настоящая – та, из его памяти, светлая и беззаботная, или эта – спокойная, наполненная серостью и неопределённостью.
Машина свернула на улицу, где когда—то стоял его дом. Аркадий взглянул во двор и увидел только новое офисное здание с зеркальными стёклами. Дома его детства давно не существовало. Это было частью новой реальности, где прошлое теряло своё значение.
Воспоминания уходили постепенно, и он не сопротивлялся этому. Просто наблюдал, как город равнодушно заменяет прошлое настоящим. Аркадий понимал, что в его жизни осталось мало вещей, способных пробудить прежние эмоции. Теперь воспоминания приносили не только радость, но и горькое осознание невозвратного. И это было самое болезненное из всех знаний, которыми он обладал.
Автомобиль двигался дальше, а Аркадий всё думал о том, каким видел мир раньше. Эти размышления не облегчали, лишь подчёркивали контраст между прошлым и настоящим. Он не знал, куда ведёт его эта дорога, но понимал, что пути назад уже нет.
Машина мягко скользила по вечерним улицам Первопрестольска, и Аркадий задумался о прошлом страны, в которой прожил всю жизнь. Славянская Федеративная Социалистическая Республика – СФСР, как её называли кратко, была молодой, но уже уверенной в себе державой. По крайней мере, так всегда утверждали телевизор и газеты, а у Аркадия не было причин сомневаться в официальных формулировках.