В этот момент её телефон пиликает, и я настороженно замираю. Ксеня-чан тыкает в экран.
– Расслабься, – говорит она. – Это личное.
Она всегда так отвечает «это личное» или «это рабочее».
На правую щёку падает тень от синих волос, прищуривается глаз, зубы слегка прикусывают нижнюю губу. Ксеня-чан – мой единственный близкий человек, не считая мамы. Я слишком давно её не видел, и за это время она изменилась: кожа её сделалась гладкой, интонации – воркующими, она стала носить платья – а если моя подруга носит платья, значит, всё у неё хорошо. Такие перемены происходили, только если она с головой ныряла в новую любовь.
Угадывать, с кем сейчас тусит Ксеня-чан, вообще бесполезно. Она постоянно скрывала своих настоящих возлюбленных – скрывала ото всех, даже от меня: по-видимому, так ей было проще. Единственный раз я оказался свидетелем её отношений с нашим общим приятелем Аликом Ботвинским – и роман этот, надо сказать, не принёс радости никому из нашего окружения. Если и остальные отношения моей подруги столь же болезненны, может, и хорошо, что никто ничего о них не знает.
Так как её личная жизнь всегда была тайной за семью печатями, матери моей подруги очень часто хотелось проникнуть под эти печати, а дочь сопротивлялась любому контролю. Может, из-за этого их домашнего противостояния и случилась такая штука, как наш брак.
* * *
Маховик закрутился, когда Тамаре Антоновне удалили щитовидку. Она вдруг принялась плакать каждый вечер.
– Что за жизнь проклятая, – говорила она сквозь слёзы. – Надо было сразу покончить со всем, как только дедушка умер, – да пороху не хватило.
Слышать такие вещи было невмоготу ещё и потому, что год назад погибла Сашенька Хвостова, однокурсница Ксени-чан по Худаку.
– Они все заодно? – беспомощно восклицала моя подруга и опрокидывала в себя очередную банку пива. – Это что, всемирный клуб самоубийц?
– Успокойся, я в него не вхожу. – Поддержка моя выглядела так себе поддержкой.
– Как бы её переключить. – Ксеня-чан запускала пальцы в волосы и крепко сжимала голову. – Кошку бы завести или собаку, но ведь матушка моя такой же аллергик, как и ты. Меня окружают только самоубийцы и аллергики!
Ксенина мама не жаловала ни психологов, ни психиатров. Эндокринолог уверял, что через пару месяцев приёма гормональных препаратов её состояние улучшится, но прошло два месяца, три, четыре – а та всё мотала нервы моей подруге. К тому же у неё сильно ухудшилось зрение. Решив, что это побочный эффект от приёма лекарств, Тамара Антоновна бросила пить таблетки.