Палата за палатой. Каждый пациент – отдельная вселенная страдания и искаженного восприятия. Мистер Финч, страдающий манией величия, объявивший себя императором Атлантиды и требовавший немедленной коронации. Миссис Гловер, убежденная, что ее внутренности заменены на шестеренки и пружины, и она вот-вот остановится навеки. Юноша с кататоническим ступором, замерший в неестественной позе, как сломанная марионетка, не реагирующий ни на что.
Элиас делал заметки, пытался применять рациональные подходы, задавать вопросы, но чувствовал, как его первоначальный энтузиазм тонет в этом море безнадежности. Безумие здесь не было драматичным или романтизированным. Оно было грязным, изматывающим, уродливым и бесконечно повторяющимся. Оно стирало личности, оставляя лишь жалкие, искалеченные рефлексы. Наука, которую он так почитал, казалась жалкой тростинкой против этого океана хаоса. Сестра Маргарет наблюдала за его попытками с каменным лицом, лишь изредка бросая короткие, циничные комментарии.
И вот они подошли к последней палате в Корпусе А перед ответвлением в Б. Палата 7. "Хромой Том". Его настоящее имя, по словам Маргарет, давно забылось. Том сидел на койке, обхватив колени. Он был худой до костей, с впалыми щеками и огромными, выпученными глазами, в которых застыл немой, абсолютный ужас. Он не шевелился, не бормотал. Он просто… смотрел. Смотрел в пустой угол комнаты. Но не просто смотрел – он всматривался туда с такой интенсивностью, будто видел там врата в ад. Пот струился по его вискам, несмотря на холод в палате. Его губы были сжаты в белую ниточку.
– Что с ним? – тихо спросил Элиас, ощущая, как холодок пробежал по его спине. Взгляд Тома был заразительным. Непроизвольно Элиас тоже посмотрел в угол. Ничего. Пустота. Пыль.
– Хронический страх, – равнодушно ответила Маргарет. – Неподвижный ужас. Не ест, не пьет, если не кормить насильно. Не спит. Просто сидит и смотрит. Иногда… стонет. Говорят, до того как его привезли сюда, он работал ночным сторожем на старом кладбище в Аркхеме. Нашли его утром в часовне. С тех пор он… вот такой. Видит что-то. Все время. Что именно? – Она пожала плечами. – Кто знает. Но это что-то сидит в углу его палаты. Каждый день. Каждую ночь. Для него – это реальнее нас с вами.
Элиас сглотнул. Он снова посмотрел на пустой угол. И на миг ему почудилось… нет, не движение. Скорее, сгущение теней? Или просто игра света из коридора? Но этого было достаточно, чтобы его собственное воображение, уже натянутое как струна, дрогнуло. Он представил нечто бесформенное, сливающееся с темнотой, с десятками крошечных, немигающих глаз, устремленных на Тома. На него. Нарушение законов физики, тихо пульсирующее в углу. Он резко отвел взгляд, чувствуя легкую тошноту. "Видит что-то. Все время." Это было хуже криков Эстер. Это был немой свидетель незримого кошмара, ставшего неотъемлемой частью реальности для одного человека.