– Я была в ковене, но покинула его несколько недель назад.
– Мельдонегийский ковен существует?
– Ты сошел с ума? Я, наверное, сильно ударила тебя головой. Ты сам уничтожил его!
– Я не трогал этот ковен, а впрочем не важно. Что тогда мельдонегийская ведьма делает в обычном третьесортном ковене?
– У меня нет магии! Причем здесь мельдонегийский ковен и Я?!
– О, милая, не знаю даже, обрадую тебя или огорчу, но у тебя есть магия. Она запечатана руной. Я чувствую ее в тебе. И с уверенностью в сто процентов могу сказать, что это магия именно мельдонегийского ковена. Либо ты мне сейчас врешь, либо и правда не знаешь. Учти, я склоняюсь к первому варианту. Кто твои родители?
– Я… я не знаю этого, точнее, я не знаю кто мой отец. Мою маму приняли в ковен избитую и изнасилованную, она оказалась беременна мной. Когда мама родила меня, она умерла. Это все, что я знаю.
– Боюсь, она отдала свою искру магии тебе для того, чтобы запечатать твои способности, ну, и еще для того, чтобы я не нашел тебя.
– Ты действительно не собираешься меня убивать? – осторожно спросила Мора.
Она чувствовала умственное, физическое и эмоциональное истощение. Ее мозг отказывался воспринимать его слова. Она не могла быть мельдонегийкой. Ведь не могла?
Мысли расходились, голова болела еще после того, как она ударила ею Юнги. Ей требовалось утешение, даже если оно исходило от врага.
– Что ты, конечно нет, – промурлыкал Юнги. – Это было бы большим расточительством с моей стороны, я нашел тебе гораздо лучшее применение.
Что ж, вот и услышала слова утешения. Только почему-то они совсем не утешительные.
«В самом деле гораздо лучшее применение», – думал Юнги, наблюдая, как меняются эмоции на ее изумительном личике. Злость в ней боролась с усталостью, разочарование – со страхом.
Она была поистине красива. Но одной лишь красоты недостаточно, чтобы возбудить его интерес. По-настоящему его привлекала страсть.
А какой она была пылкой! Непокорной. Смелой. Решительной. Исходящее от нее сияние бессмертной души казалось более сильным, чем у других ведьм. Он видел ее ауру, что характеризовала ее как истинно взрывную, огненную натуру.
Она была гораздо меньше его, но сражалась с ним как настоящая дикарка – этакая злюка со смертельно тяжелой головой и убийственными коленками; и хотя за последние полчаса Юнги пережил самую острую боль за время всего своего существования, он был не так уж недоволен. Выведен из строя, как можно вывести только мужчину, но не недоволен.