Мы будем жить втроем, не нуждаясь ни в чем и ни в ком. Жизнь станет даже лучше, чем была с папой. Я буду делать все, что должен был делать он, и обеспечу маму всем, чем должен был обеспечить он. Я сделаю для нее так много, что никто даже не заметит папиного отсутствия, его молчаливый призрак больше не будет витать в нашей гостиной. Может, мама даже снова начнет улыбаться.
У меня обязательно будет такая жизнь. Осталось всего ничего – протянуть еще несколько месяцев. Вовремя сдавать домашку, получать высшие баллы за все контрольные и не огорчать учителей, чтобы из Беркли не отозвали приглашение там учиться. Эбигейл говорит, что, раз предложение поступило, оно уже никуда не денется, но я-то знаю, что есть определенные условия поступления и надо их соблюсти.
В общем, осталось всего несколько месяцев.
Кажется, ничего сложного. Но тревога, которая охватывает меня при одной мысли об этом, ощущается почти физически и буквально сдавливает мне ребра. Перед входом в класс приходится успокаиваться: я делаю несколько вдохов и выдохов через нос, слегка пружиню на подушечках стоп, как перед забегом. Сказывается еще и то, что свет в классе слишком яркий, все галдят, толпятся вокруг парт и разговаривают в полный голос.
Рядом останавливается Джулиус.
– Передумала заходить? – Уголки его губ кривятся в знакомой снисходительной усмешке, но смотрит он пристально, будто пытается что-то понять.
– Нет, – отвечаю я, игнорирую сжимающий ребра обруч, отпихиваю Джулиуса в сторону и захожу.
Успеваю сделать всего два шага, как путь мне преграждает веснушчатое лицо. Рози Уилсон-Ван. Она из тех девчонок, кто прекрасно осознаёт свою привлекательность и вовсю ей пользуется. А еще в прошлом году она скопировала мой научный проект и ничего мне не сказала. А потом получила пять с плюсом за «новаторство и творческий подход».
– Сэйди, – улыбается она. Ох, плохой знак. Не считая случая с научным проектом, мы с Рози ладим, но лишь потому, что я поставила себе цель ладить со всеми. Или хотя бы делать вид.
– Привет, – говорю я.
– Ты с Джулиусом пришла? – Она таращится на него с совершенно незаслуженным, на мой взгляд, восхищением, и добавляет: – Какой он потрясающий!
Не знаю, как на это реагировать. Мне и смешно, и мерзко. Наверное, это показывает, насколько хорошо я умею скрывать чувства, раз никто, кроме Эбигейл, и не подозревает, что я терпеть его не могу.