Эби отстранилась и посмотрела Ронни в глаза.
– Есть у меня одна идея, что тут можно починить. Но только если Мэт разрешит. Мы тут одну штуку в его кабинете обнаружили.
Ронни хило улыбнулась, явно заинтересовавшись, но не подала виду.
– Идёт. Тогда убираемся и идем в кабинет. Как раз намечается собрание, хочу узнать начнут ли они ругаться.
Эби снова присела на корточки, потянувшись за следующей баночкой.
– Я почти уверена, что начнут.
Пока Ронни прибиралась в комнате с кушеткой, Эби ползала по полу и собирала своими штанами вековую пыль и грязь, оставшуюся, должно быть, еще со времен динозавров. В углах строила свои миры зеленая плесень, серые покрывала на двух пустых кроватях были влажными и в пятнах, подушки с каким-то химическим запахом, ширма вообще как произведение искусства – такое ощущение, что на ней рисовали все, кто проводил в лазарете хотя бы одну ночь и, конечно же, не оттирающимся маркером. Наконец отряхнувшись и привыкнув к запаху спирта, Эби показала находки Ронни.
– Нашла таблетки от горла с ромашкой, но по сроку годности, это скорее леденцы смерти. И еще коробочку с белыми порошками и рисунком коровы «Перпенол»*. Вот это вымя ей сделали! Бедная корова.
– Таблетки кидай в мусор, Перпенол в верхний ящик. – Ронни протянула черный пакет и подождав, когда Эби кинет туда леденцы, прошла с ним к выходу. – Пойду отнесу к остальным пакетам. А потом на Собрание. И ты подтягивайся, только не забудь отключить свет и закрыть дверь.
– Ага. – Эби подошла к белому ящику со стеклянными створками и, приподнявшись на носочки, открыла одну дверцу и поставила коробочку к остальным. Улыбающаяся корова с большим выменем присоединилась к плачущему бобру с большими зубами и голове ребенка с веснушками и счастливым взглядом, над которым сияла радуга. Эби усмехнулась всем этим дурацким рисункам, рассматривая упаковки других лекарств, как вдруг боковым зрением увидела какой-то силуэт позади себя, отражающийся в стекле дверцы.
Эби ахнула и обернулась. Сердце застучало быстрее, в животе появилось неприятное ноющее чувство, а горло пересохло, и язык, словно кит посреди пустыни, отяжелел и присох к небу. Ладони вмиг вспотели, пальцы сжали бортик нижней полки, ища спасения.
Это нереально.
На кушетке, осунувшись, сидел парень. Темно-русые волосы, испачканная кровью рубашка, порванные джинсы, руки в ссадинах, грязные кроссовки с развязанными шнурками. Молодой, красивый, мертвый.