В глазах ее горит отчаянная надежда.
В ответ старушка только прерывисто вздыхает, из чего Синди становится совершенно понятно, что ничего хорошего она сейчас не услышит.
– Не отвечайте, я все поняла, – говорит она тихо, как взрослая.
Старушка, опираясь на стул, добирается до соседнего кресла, и охая, садится в него. Садится, постанывая, и видно, что у нее болят все суставы.
– Они говорят, что я слишком стара, чтобы взять ребенка на воспитание. Отчасти они правы – я еле таскаю ноги, и как знать, не завтра ли я отдам Богу душу? Мне уже девяносто восемь! Я уж и завещание написала – оставила все своей племяннице, и просила ее в завещании о тебе позаботиться. Я бы тебе оставила – но ведь опекунами поставят твою родню…
– А они все пропьют, – горько усмехнулась малышка.
– Я уж говорила им, в мэрии, что они к тебе плохо относятся, но они ответили, что долг родителей воспитывать детей в строгости…
Наступает пауза. Тихо вздыхает Синди, тихо вздыхает старушка.
– Я предлагала деньги твоей мамаше, – наконец, говорит Эвелетта тихо, – хотела тебя выкупить.
– И что? – в голосе девочки робкая надежда борется с выученной безысходностью.
– Я предложила ей все, что у меня есть. А она заломила сумму в десять раз больше. Я сказала, что у меня нет больше, и что ей выгоднее согласиться на то, что я ей предлагаю, а то она и вовсе ничего не получит. Но она расхохоталась мне в лицо и ответила, что если мне так уж приспичило тебя забрать – то я должна продать и заложить все, что у меня есть, а если и этого не хватит….
– То что?
– Она предложила мне продать душу дьяволу, – старуха усмехнулась, – да еще добавила, что раз меня в городе считают знахаркой и ведьмой, то уж я точно знаю к нему дорогу…
Девочка поднимает взгляд на старушку, закусывает губу, и напряженно думает о чем-то. Пальцы ее барабанят по столу.
– Не надо ничего продавать, – говорит она тихо и твердо.
– Ну, тогда пойдем спать, – отвечает старушка ласково.
Она отводит девочку в одну из гостевых комнат. Рядом с кроватью в маленьком медном подсвечнике тихо мерцает свеча, и восковые капли стекают, как слезы. В дверях старушка оглядывается, долго с грустью смотрит на лицо ребенка, освещенное тихим светом свечи, и, наконец, бесшумно прикрывает дверь.
Проходит минут десять. Девочка открывает глаза. Несколько секунд она сидит на кровати, сжимая кулачки, как человек, который принимает окончательное решение. Затем, взяв оплывающую свечу, она поднимается с постели, выходит из спаленки, и по широкой круговой лестнице идет куда-то вверх, вверх, вверх…