Кира кивнула задумчиво.
– Мы выезжаем в десять утра, – сказал я, возвращаясь к практическим вопросам. – Одевайся соответственно – дорого, но не вызывающе. Классика.
– У меня нет подходящей одежды.
– Завтра утром приедет стилист. Она привезет варианты, выберете что-то подходящее.
– Это… необходимо?
– Кира, ты теперь часть определенного круга. Твой внешний вид – это сообщение миру о том, кто ты такая. Жена Орловского не может позволить себе выглядеть дешево.
Она снова покраснела.
– Извините, я просто… не привыкла к такому образу жизни.
– Привыкнешь, – повторил я. – Или научишься изображать, что привыкла.
Спустившись в свой кабинет, я налил виски и подошел к окну. Внизу искрились огни Москвы, течет обычная жизнь обычных людей.
А здесь, этажом выше, девушка, которую я купил для решения своих проблем, раскладывает книги на полке и готовится играть роль моей любящей жены.
Завтра мы поедем к отцу. Завтра начнется настоящая проверка нашего контракта.
Я допил виски и вернулся к документам. Работа всегда помогала не думать о личном. А сейчас личного в моей жизни стало слишком много.
В половине одиннадцатого я услышал, как наверху закрылась дверь ванной. Зашумела вода. Кира принимает душ в моем доме. Спать будет в моем доме. Завтра проснется в моем доме.
Моя жена.
Странно было думать об этом. За тридцать четыре года жизни я ни разу не представлял себе жену в этом доме. Не представлял женщину, которая будет ставить свои книги на мои полки, раскладывать фотографии на мебели, привносить в стерильную роскошь что-то живое.
Мать умерла, когда мне было двенадцать. После этого в доме были только мужчины – отец, я, прислуга. Женщин не хватало не только в доме, но и в жизни. Отец считал, что романтические привязанности мешают бизнесу. "Время для семьи придет, когда ты докажешь, что достоин возглавить империю", – повторял он.
Я доказывал уже двадцать лет. И все равно не был достоин.
А теперь у меня есть жена. Купленная, фиктивная, но официально – жена. Через несколько часов наверху заснет девушка, которая согласилась носить мою фамилию в обмен на спасение отца.
В половине двенадцатого звуки воды стихли. Я представил, как она стоит в ванной, вытираясь полотенцем, как смотрит на свое отражение в зеркале. О чем она думает? Жалеет ли о подписанном контракте? Боится ли завтрашней встречи с отцом?