Рывок. Возвращение. Мастерская. Взгляд матери потускнел, расфокусировался. Она не знала, куда ее забросил звон ложки.
Я молчал. Говорить – признать вторжение. Моя рука действовала сама. Хватка за локоть, жесткая, функциональная. Разворот. Толчок в коридор.
Щелчок замка. Периметр восстановлен.
Я один. Дыхание встало в горле сухим, пыльным комком. Глаза обшаривали верстак, цепляясь за правильные линии.
И там, среди них, стояла она. Чашка. Теплая. Мокрый рубец под ней – клеймо. Она искажала саму геометрию комнаты. Линии верстака гнулись вокруг нее. Тени отступали, не смея коснуться ее фаянсового бока.
Это не катастрофа. Это шлюз для хаоса. И теперь я запер его внутри. Вместе с собой.
Глава 2. Акустический вандализм
Пробой. Герметичность нарушена. Приторная нота остывшего чая отравляла воздух. Чашка на верстаке превращала выверенный порядок в фальшивку. Катастрофа №1.
В наружную дверь вколотился грохот – аритмичный, истеричный.
Я замер. Внешняя угроза. Протокол: игнорировать.
ДЗЗЗИНЬ-КРРХХ!
Высокий, сухой хруст лопнувшего в двери стекла. Дефект стал физическим.
Звук стал детонатором. Оцепенение испарилось. Осталась только функция – оценить и устранить повреждение. Я двинулся к двери.
Рывок засова. Дверь настежь.
На пороге, под дождем, стоял объект. Ксения Дроздова. Запавшие глазницы, дефект пигментации под ними. Костяшки ее пальцев – содранная кожа, мокрая от крови. Неаккуратная работа.
Она ввалилась внутрь. За ней втянуло острый запах адреналина и сырого асфальта. Я не помог. Перешагнул. Осмотрел уродливую дыру в армированном стекле.
Она подняла на меня взгляд; фокус в ее глазах сместился, будто линза треснула изнутри. Слова вываливались из нее сбитой, путаной массой: «Лев Андреевич… помогите… Мирон… пропал… милиция…»
Звуковая эмульсия. Я ждал, когда выпадет осадок.
– Вы… должны! Отец говорил, только вы отличите… подлинник от подделки. Вся моя жизнь теперь – подделка! Помогите найти… правду. Отец говорил, ваш дар… не только в дереве…
Примитивная апелляция. Бесполезная.
Я обратился к источнику повреждения. Голос ровный.
– Встаньте. Уходите. Вы нарушили периметр. Я не занимаюсь дисфункциями.
Ее лицо на миг опустело. Она смотрела на меня, и ее взгляд менялся, искал что-то живое и не находил. Понимание в ее глазах сменилось страхом.
Опираясь на дверной косяк, дрожа, она поднялась. Пальцы разжались. На мокрые доски упала маленькая фотография. Она больше не говорила. Ее взгляд уперся в мое лицо, не нашел ни трещины, ни зацепа, и погас. Сдавленный спазм в горле – и она скрылась в дожде.