Я повернулся на левый бок и укрылся холодным, атласным покрывалом. Холод, который не мог служить средой для сентиментальных мыслей, тут же убил их и вернул меня к действительности. Я должен поменять что-то, необходимо подумать о дальнейшей жизни, а значит о деньгах и способе их заработка. Удивительно, почему я совершенно об этом не думал до этого момента? Я жил как повеса и недоразвитый гуляка. Свобода и наличие в ней средств нокаутировали меня, и в этом состоянии я прожил почти месяц, пока не оказался прижат к канатам реальности. Работа, какое простое до неловкости решение, низвергающее проблему до абсурда, а меня до униженного самосознания. Работа, я никогда не работал, но именно в этот момент я чувствовал в себе неимоверные силы и душевный подъем, который невозможно уже остановить ничем. Новизна, перемена, которые сулила эта деятельность, словно Гольфстрим грели во мне кровь и заставляли циркулировать с новой скоростью. Решено, с утра начинаю искать работу.
Я проснулся под бой часов на ратуше. Пробило толи восемь, толи девять часов, спросонья я не разобрал точно. Я встал и отдернул штору. Яркий солнечный свет ударил меня по глазам, от рези я зажмурился, в глазах мелькали огоньки, я отвернулся от окна. Так неожиданно оказалось увидеть этот свет, будто я не видел его вовсе. Я присел на кровать, протирая глаза.
На сколько мрак этой комнаты вчера мне показывал сложность моего положения, но при этом, рисуя яркие, оптимистичные картины моего нового бытия, на столько утренний свет высмеивал вечерние страхи и размывал те картины блеклым светом реализма. Да, судьба не казалась сейчас уж такой никчемной, но и пришло осознание, что я понятия не имею, как, с чего и главное, где начать поиск работы. Вдруг от этих мыслей, или еще по какой причине, но дико заболела голова. Надо выпить колу, а значит все-таки придется принять душ и выйти наружу.
За окошком в холле я увидел другого человека. Тоже араб, но уже взрослый, лет сорока- сорока пяти. Худощавый, с впалой грудью и согнутой спиной, словно по нему проехало колесо, с очень темными и выразительными глазами, взгляд, которых, как-то неприятно проникал в тебя, образуя внутри пустоту, хотя при этом тепло улыбались. Он забрал ключ и спросил, намереваюсь ли я продлевать, получив утвердительный ответ, попросил оплату. Ох, как же мне ненавистно сейчас это слово, как тяжело расставаться с каждой купюрой. В эти мгновения, я ненавидел себя и весь материальный мир, мою уязвимость, неспособность, слабость перед ним. Да это слабость, конечно слабость, нельзя ей поддаваться, нельзя подчиняться. Я расплатился и вышел.