Со мной в купе сидели еще трое. Лысоватый интеллигентный мужчина, который читал газету и то и дело поправлял очки на переносице, но интеллигентность его оказалось напускной, это я понял после того, как он вытащил арахис и начал громко сплевывать кожуру в руку. Рядом с ним сидела молодая особа, по всему видно студентка. Самое примечательное в ней был ее римский профиль. При каждом ее повороте в сторону окна, он перекрывал мне солнечный свет, так что он еле брезжил, через ее огромные крылья носа. А слева от меня сидел огромная детина, не понятного мне возраста. Лицом он выглядел очень молодо, но седина в волосах, загрубевшие руки и тучность, выдавали его не юный возраст. Он сидел в позе священника, держа руки на коленях, прикрывая огромными ладонями книгу, аккуратно завернутую в газету, от чего он казался еще более нелепым.
Эти наблюдения настолько увлекли меня, что я позабыл о произошедшем какой-то час назад, о своем родном городе и не милых мне людях. Дрожь и волнения ушли прочь, а их место заняло всепоглощающее любопытство. Я с жадностью впитывал мелькающие картины из окна вагона. Передо мной проносились какие-то населенные пункты, строения, люди, деревья, столбы электропередач, а между ними и вся моя поганая жизнь, оставаясь позади нового времени.
Я вошел в аэропорт и сразу оказался в огромном зале. Я шел, но мои шаги становились все менее уверенными и дойдя до середины зала я встал, как завороженный, не имея ни сил, ни воли сойти с места. Столь резкий переход кружил голову. Я как будто перепрыгнул в сказку из мрачного подвала. Это был действительно другой мир, новый мир. Я впервые оказался в подобном огромном здании, впервые видел такое количество, причем совершенно разных людей и в одном месте. Картины из книг оживали с поразительной скоростью, я не успевал их осознавать. Если бы я сейчас увидел инопланетян, то, наверное, удивился бы меньше. Меня поражало все: блестящие полы огромных залов, отражавшие всех в своей холодной глади, большое, черное информационное табло, с шелестящими буквами и цифрами, мощные колонны, поддерживающие крышу. Я смотрел с восхищением на пилотов и с радостью на персонал, который одаривал меня дежурной улыбкой и тогда я принимал ее за самую искреннюю из виденных прежде. Затем я увидел самолеты. Кто-то называет их стальными птицами, мне же они больше напоминали вальяжно отдыхающих китов, в лучах солнца, отливающих бронзовым загаром, к которым, то и дело снуют рыбы прилипалы, обслуживающие их. Маленькие, большие, самолеты двигались, стояли, к ним подъезжали машинки, подходили люди, все было в движении снаружи и внутри аэропорта, и посреди всей этой жизненной сутолоки стоял я, крутя головой на своей тонкой шее, от чего выглядел еще более потерянным. Уже не осталось никаких четких планов, они оказались позади, только необходимые действия, чтобы завершить последовательность ходов. Рассаживались пассажиры, бегали стюардессы, хлопая дверцами ящиков над головами, щелкали ремни безопасности, на соседнем ряду истошно кричал ребенок. Я сидел в самолете и наблюдал в иллюминатор за последними приготовлениями к вылету. Всего несколько часов и закончилась та моя жизнь, словно монтаж киноленты, но, чтобы не произошло, я знал, что не захочу вернуться в вырезанный кадр. И все же, кто я, самоубийца, стоящий на краю бездны или же чемпион, готовящийся к победному прыжку?