Я нашёл в Барабинске моего младшего брата Витю, гостившего у маминого сводного брата дяди Симы, и мы решили ехать домой вместе. Не имея денег на билет, мы ходили вдоль вагонов и пытались договориться с проводницами проехать без билета. Но оказалось, что таких, как я, было много. Окончив различные барабинские училища, выпускники разъезжались по своим родным станциям и сёлам. Нам отказывали, ссылаясь на ревизоров. Ничего другого не оставалось, как ехать на крыше вагона. Когда двери пассажирского вагона закрылись и поезд тронулся, то на крышах уже сидели кучками молодые ребята, в том числе и мы с Витькой и двое одногруппников – Антонов и Семёнов, ехавших в родной Чулым.
Было начало июля, и погода стояла замечательная. Встречный ветер раздувал рубахи и срывал фуражки. Постепенно привыкнув к скорости, мы испытывали азарт и даже играли в карты, прижимая их коленями и локтями. Наигравшись и подарив часть карт ветру, мы бегали по крышам, перепрыгивая с вагона на вагон, наклоняясь, чтобы не зацепить головой контактный провод. Беспокойство доставляли стрелки, на которых вагоны раскачивало, и была опасность свалиться вниз, но мы их видели издалека по изгибам передних вагонов, для чего определяли одного смотрящего. При подъезде к станции Чулым – это на полпути до Новосибирска – пришлось слезть с вагона, так как по перрону ходили милиционеры и обходчики, проверявшие техническое состояние тормозной системы. Через полчаса поезд тронулся, и из-за наличия тех же милиционеров на перроне мы побоялись залазить на крышу вагонов.
Дело шло к вечеру, становилось прохладно, а ехать как-то надо было. Мы перешли на соседние грузовые пути и, выждав, когда следующий товарный поезд тронется в сторону Новосибирска, забрались на тамбурную площадку. Конечно, это не пассажирский поезд, но мы всё-таки двигались. На скорости пустой вагон изрядно трясло, качало, и летела в глаза оставшаяся в вагонах угольная пыль. На станции Обь, что в десяти километрах от Новосибирска, поезд остановился. Мы решили сбегать на вокзал попить и сразу наткнулись на милиционера, который буквально схватил нас за рукава. И только тут, при вокзальном освещении, мы, посмотрев с братом друг на друга, увидели, какие чумазые наши лица. Сдержав смех, на вопрос милиционера я нашёлся и соврал, что мы разгружали бабушке уголь в углярку, а сейчас едем домой к маме, назвав новосибирский адрес. Милиционер, очень высокий и худой, с добрыми глазами, махнул рукой и сказал: «Идите». Когда товарняк тронулся, мы опять заскочили на площадку вагона. Когда поезд выезжал со станции, он повернул с прямого направления направо, в сторону станции Инская, но это нам было не по пути. Пришлось спрыгнуть на ходу. До дома оставалось ещё километров шесть-семь. К двум часам ночи, усталые и голодные, мы доплелись по полутёмным улицам домой. Мне было тогда семнадцать лет, а Виктору – шестнадцать.