Употребляя понятие «новейшая поэзия», мы опираемся на терминологию Р. О. Якобсона [Якобсон 1921], который актуализировал значимость изучения поэтического языка в синхронии. Термин «новейшая поэзия» используется и в ряде исследований [Stahl, Evgrashkina 2018; Орлицкий 2020] наряду с термином «современная поэзия». В настоящей монографии мы будем использовать оба эти термина, учитывая, что «новейшая поэзия» позволяет эксплицировать актуальный период (1990–2020‑е годы), в то время как «современная поэзия» охватывает более широкий период с 1960‑х до наших дней.
Были выделены следующие критерии отбора текстов для АПК: 1) хронологический: были отобраны поэтические русско-, англо- и италоязычные тексты, написанные в 1960–2020‑е годы; 2) критерий отбора по профессиональному признаку: в корпус включены поэтические тексты профессиональных поэтов, опубликованные в «толстых» журналах, авторские сборники, выпущенные в признанных издательствах, и тексты, опубликованные на электронных профессиональных поэтических площадках; 3) отбор по типу системы стихосложения: преимущественно тексты, написанные в форме свободного стиха, что соответствует современным европейским и американским тенденциям в стихосложении; 4) функциональный критерий: неприкладная поэзия (не рекламная, не юмористическая).
Данные из поэтического подкорпуса НКРЯ не привлекались, так как он сформирован по другим критериям (преимущественно силлабо-тоническая поэзия), что связано с его двусторонней направленностью: «Этот корпус должен был обеспечивать как потребности исследователей русского языка, так и потребности исследователей русской поэзии, в том числе стиховедов, заинтересованных в изучении формальных особенностей русского стиха – метрики, ритмики, каталектики, рифмы, строфики и т. п.» [Гришина, Корчагин, Плунгян, Сичинава 2009]. Учитывая, что современная англоязычная, в частности американская, поэзия написана преимущественно в форме свободного стиха, при отборе материала русскоязычной поэзии мы руководствовались критерием подобия по типу стихосложения.
Отметим, что в случае современных поэтических текстов, публикуемых в социальных сетях, возможна мгновенная интеракция с читателем, благодаря чему темпорально-пространственная дистантность поэтической коммуникации приобретает иной (по сравнению с напечатанным на бумаге текстом) характер.
Примечательно, что Ю. С. Степанов предложил определять дискурс как «возможный альтернативный мир» [Степанов 1995: 45].
На расслоение «я» также указал Ю. С. Степанов: «„Я“ как подлежащее предложения, „я“ как субъект речи, Я как внутреннее Эго, которое контролирует самого субъекта» [Степанов 1985: 218].
«Tu-центрическими» называются слова и конструкции, «семантика которых включает отсылку к адресату речи» [Падучева 2019].
Рассуждая об автокоммуникации, Р. О. Якобсон приводит соображение Ч. Пирса в отношении внутренних диалогов человека с самим собой, происходящих таким образом, «как если бы это был кто-то другой» [Якобсон 1985]. Посредством этого воображаемого Другого, по мысли Якобсона, речевое взаимодействие «захватывает и временные аспекты языковой коммуникации, связывая воедино прошлое, настоящее и будущее одного человека».
Подробнее об истории понятия поэтического субъекта и динамике субъективации в поэзии XX века см. в [Соколова 2019].
Историю становления и развития концепции эгоцентричности в языке и разновидности эгоцентрических единиц (‘indexical symbols’ у Ч. С. Пирса, ‘egocentric particulars’ у Б. Рассела, ‘dasein-designatoren’ у М. Хайдеггера, ‘shifters’ у О. Есперсена и Р. Якобсона, ‘mots auto-referentiels’ у Э. Бенвиниста и др.) см. в работе Ю. С. Степанова [1985: 230].
Это одновременно подтверждает значимость технологической революции для разных типов дискурсов, включая художественный дискурс, и позволяет проследить противоположный вектор, направленный в диахронию, к синкретичным истокам искусства, когда границы между автором/исполнителем и зрителем были достаточно зыбкими и часто смещались (например, ритуально-обрядовое творчество, римские сатурналии и средневековые мистерии).
«Невозможно вообразить человека без языка и изобретающего себе язык. Невозможно представить себе изолированного человека, ухитряющегося осознать существование другого человека. В мире существует только человек с языком, человек, говорящий с другим человеком, и язык, таким образом, необходимо принадлежит самому определению человека <…> Именно в языке и благодаря языку человек конституируется как субъект, ибо только язык придает реальность, свою реальность, которая есть свойство быть,– понятию „Ego“ – „мое я“» [Бенвенист 1974: 293].
Подробнее о влиянии перформативного поворота на культуру и поэзию см. [Бахманн-Медик 2017; Фещенко 2022б; Соколова 2024].
О новых прагматических и когнитивных измерениях современной поэзии в технологическом пространстве новых медиа см. [Самостиенко 2021].