Идея была заманчивой. Надя прекрасно понимала, что со своей проклятой скромностью может провести полдня в одной только очереди, поэтому крепко задумалась над его предложением. Иметь соседку со связями в больнице оказалось удобно, но…
– А тебе это зачем?
– Ну как же я брошу товарища на произвол судьбы? Не по-пионерски как-то.
Надя приподняла бровь, и Эльдар усмехнулся:
– Ладно, будешь мне должна.
– Что?
– Об этом поговорим потом, когда, наконец-то, станешь архивариусом, а не запасным библиотекарем.
Недалеко хлопнула дверь, и Эльдар быстро отошел от стола.
– Надеюсь, это случится скоро. Удачи!
Он успел уйти за несколько секунд до того, как из прохода между залами появилась грузная фигура Олимпиады Васильевны. Обведя помещение взглядом, она остановилась около Нади и положила тяжелую, увешанную кольцами руку ей на плечо.
– Я позвонила в горисполком. Пока что в архив тебе нельзя, но не оставлять же тебя без работы. С сегодняшнего дня будешь отвечать за детский отдел и за взрослый, – наставническим тоном проговорила она. – Документы потом подпишешь. Приходить будешь к без десяти, и чтобы как штык! А теперь слушай, повторять не буду…
И Надя слушала расползающиеся монотонные слова, стараясь не принюхиваться к обволакивающему парфюму, думая, что все-таки пойдет на медосмотр в среду утром, и вспоминая, где она могла слышать голос Эльдара.
А, точно.
На входе в общежитие.
Он шел в комнату сто шестнадцать.
Летние недели побежали одна за другой, и не успела Надя глазом моргнуть, как дни стали короче, а ночи – длиннее. Эльдар сдержал слово, и в поликлинике девушку сразу приняли. Перед коллегами в белых халатах открывались все двери, и Надя получила нужные справки за пару часов. Лена воспользовалась моментом и познакомила ее со всеми нужными врачами, а позже, уже вечером, отпустила пару шуточек в сторону нового знакомого соседки. Эльдара в больнице тоже знали все – он работал в патанатомии и иногда помогал на скорой. Поначалу Надя остерегалась парня из запретной комнаты, но Лена говорила об Эле, как она ласково его называла, очень тепло, и Надя вскоре к нему привыкла. Особенно когда они стали видеться чаще.
Врач заглядывал в библиотеку несколько раз в неделю. Он находил Надю на втором этаже, молчаливо задавал один и тот же вопрос и получал один и тот же ответ. Ему тоже зачем-то хотелось попасть в архив, но путь туда был закрыт даже для нового архивариуса. Олимпиада Васильевна каждый раз придумывала все новые и новые причины, по которым Надю нельзя было пускать к архивным документам. Она придиралась к работе девушки, давала невыполнимые задачи, постоянно ругалась с кем-то по телефону и грозилась уволить незваную помеху. Всего за месяц Надя совсем растеряла присутствие духа, и в голову поползли мысли уехать из Шахтара. Однако она не собиралась так быстро сдаваться, да и уезжать было некуда – не возвращаться же с позором в отчий дом.