– Видишь за грядой речушку? – сказал я ослице. – Отмель там каменистая, земля потверже, а вода в речке чистая – видно, куда ступаешь. Нам бы только домчаться до речки, там волки преимущество потеряют, и мы наверняка сможем одолеть их. Соберись с духом, дорогая, надо промчаться вниз по склону. Они и по весу нам уступают, и инерция у нас больше, песок из-под копыт полетит им в глаза, ослепит. Только бы промчаться, и мы в безопасности!
Ослица послушно рванулась вместе со мной. Мы перескакивали один за другим кусты тамариска, мягкие ветви задевали брюхо, мы словно скользили, неслись вниз как два огромных вала прибоя. Боковым зрением я видел, что волкам приходится нелегко – они и падали, и перекатывались через голову. Покрытые толстым слоем пыли, они появились на берегу, когда мы уже спокойно стояли в реке и переводили дух. Я велел ослице напиться.
– Промочи горло, дорогая, но не спеши, не подавись. И не пей много, чтобы не остыть.
Ослица куснула меня за зад со слезами на глазах:
– Люблю тебя, милый братец. Не приди ты на помощь, быть бы мне в волчьем брюхе.
– Сестренка моя славная, дорогуша, спасая тебя, я спас и себя. Переродившись в осла, я пребывал в тоске и печали. И только когда встретил тебя, понял: подумаешь, оказаться в таком подлом состоянии, как осел, – была бы любовь, и ты безмерно счастлив! В прошлой жизни я был человеком, у меня была жена и две наложницы, но для меня существовали лишь чувственные удовольствия, любви я не знал. Я наивно полагал себя счастливым, но только сейчас стало ясно, как я был жалок. Один объятый огнем любви осел счастливее всего рода человеческого. А осел, который спас возлюбленную из волчьей пасти, явил перед ней смелость и мудрость, еще и удовлетворил свое мужское тщеславие. Это благодаря тебе, сестренка, я покрыл себя славой, стал самым счастливым животным на земле.
Мы покусывали друг другу зудящие места, терлись боками, и из-за этой взаимной нежности, беспрерывных слов любви чувства становились все глубже, и я чуть не забыл про сидящих на берегу волков.
Волки были голодные, они смотрели на нашу мясистую плоть, и у них просто слюнки текли. Такие не отступят. Хотелось немедля соединиться с возлюбленной, но я понимал: это все равно, что копать себе могилу. Волки, видимо, лишь того и ждали. Сперва они постояли на каменистом берегу, полакали воды, высунув языки, потом уселись по-собачьи, задрали головы к холодному полумесяцу и пронзительно завыли.