– Нормально. Ты затемнил окна? Не забывай, у Марты сегодня выходной.
– Все сделано, дорогая. – Алек описал бокалом широкую дугу. – Твой муженек ни о чем не забыл. Сегодня мы славно повеселимся.
Рита сделала невероятно трагическое лицо. Еще немного – и я услышал бы скрежет ее зубов. Как видно, она разрывалась между искренней нежностью, что питала к Алеку, пока тот изо всех сил боролся с алкогольным дурманом, и в равной степени искренним желанием запустить в него каким-нибудь предметом мебели. Но нежность одержала верх, и Рита заговорила с напускным весельем и даже некоторым кокетством:
– Доктор Люк сказал, что кто-то перерезал телефонный провод. Что бы это значило?
– Дело рук треклятого Джонсона, – помрачнел Алек. – Он пробрался в дом и все испортил. Просто чтобы мне досадить. Ничего серьезного. Но если потребуется позвонить в полицию или пожарную часть…
– Мне надо выпить, – заявила Рита. – Почему же, во имя всего святого, никто не предложит мне выпить?
– Бутылка на столе, моя радость. Угощайся. Не будем слушать пугающих нотаций доктора. Ведь сегодня особенный вечер.
– Я хочу не просто виски, а виски со льдом! – прикрикнула Рита. Ее голос прозвенел по всей комнате, но она тут же взяла себя в руки и вымученно улыбнулась мне, будто показывая, что все в порядке. Хотя ее руки дрожали. Щелкая по паркету деревянными подошвами сандалий, Рита отправилась в столовую, а возле кухонной двери замерла и обернулась.
– Я предпочла бы умереть! – крикнула она через обе комнаты не то чтобы громко, но с необычайным напором, а затем распахнула пендельтюр[1] и скрылась в кухне.
Алек удивился, но не сильно. В свете стоявшей рядом лампы крупные черты его лица уже не казались безвольными и безжизненными. Широкий рот подергивался, но нечасто. Алек умылся и тщательно расчесал редкие волосы.
– Наверное, ей нездоровится, – сказал он. – Обилие физических нагрузок, да при такой жаре… Я постоянно говорю ей… Ага, мальчик мой, входите! Присаживайтесь! Налейте себе выпить!
По крыше коттеджа звучно барабанил дождь. В гостиную, вытирая руки носовым платком, вошел Барри Салливан. Он немедленно занял оборонительную позицию и ощетинился будто еж. Вряд ли это могло укрыться от глаз Алека. Юноша страдал от угрызений совести куда сильнее, чем Рита.
– Спасибо, сэр. – Он взял со стола бутылку. – Выпью глоточек, если вы не против. Обычно я не пью, но сегодня…