Прыжок влюбленных…
На холодильнике лежал электрический фонарик, завернутый в тонкую папиросную бумагу. Я взял его, и, стараясь игнорировать скверные сигналы, поступавшие от больного сердца, закрыл за собой дверь и кое-как спустился во двор по двум деревянным ступенькам.
Под дымным, набухшим от влаги небом хватало света, чтобы даже без фонарика разглядеть две дорожки следов.
Они начинались там, где заканчивалась редкая травяная поросль. Всегда влажная почва совсем размякла из-за дождя. Вдаль вели призрачные линии из белой гальки, а вдоль них тянулись следы. Судя по их виду, один человек ступал твердо и уверенно, а другой чуть медленнее тащился у него за спиной. Я тронулся было вперед, но даже в этом состоянии сказались тридцать лет опыта, когда мне время от времени доводилось выполнять функции полицейского врача-криминалиста. Сработал приобретенный инстинкт, и я мгновенно отступил в сторону, чтобы не испортить следы.
Вдоль дорожки я направился к обрыву. Передо мной маячило лицо Риты.
Высоту я недолюбливаю. Голова идет кругом. Так и тянет прыгнуть в пропасть. Поэтому мне не хватило духу подойти к самому краю и глянуть вниз, как это запросто сделал бы почти любой из проживающих в нашей местности. Грязь не грязь, слякоть не слякоть, но я опустился на четвереньки и полз до тех пор, покуда не очутился на поросшем невысокими кустами пригорке близ того места, где оканчивались следы, и выглянул за край утеса.
Отлив там начинается около четырех дня, так что вода сейчас опять прибывала, едва покрывая острые камни в семидесяти футах от вершины. Я не видел почти ничего, кроме тусклого белесого мерцания, но слышал, как волны с шелестом накатывают на камни. В лицо ударила морская сырость, и мне пришлось зажмуриться.
Так и лежал я в грязи, отяжелевший старик, больной и бесполезный, и даже теперь, находясь в безопасности, на твердой земле, боялся смотреть вниз. Пальцы разжались, и я выронил фонарик. Мерцающим светлячком он несколько раз крутанулся в воздухе, а затем бесследно и беззвучно исчез там же, где сгинули двое людей.
Через некоторое время я по-крабьи пополз обратно. Когда нет необходимости заглядывать в головокружительную пропасть и висеть над пустотой, будто паук на паутинке, самочувствие у меня заметно улучшается. Поверхность каменного утеса была ребристой и голой как колено, так что в полете Рита и Салливан не пострадали. А затем…