Он знал этот кадр наизусть. В молодости он и сам делал копии с оригинальных плёнок, сидя в стерильной лаборатории в Звёздном городке. Тогда ещё в Советском Союзе это называлось "аномальным оптическим эффектом". Он называл это молчанием геометрии.
Он закрыл глаза. Перед ним – снова Луна. 1977 год. Молчание в наушниках. "Луноход-Секрет" передаёт кадры. Всё идёт по протоколу. Потом – скачок. Один кадр: изображение дёргается, будто пространство моргнуло. Потом – второй кадр. На нём горизонт провален внутрь. Как будто реальность изменила фокус. Он чувствовал: что-то глядит в него сквозь изображение. Не глазами – принципом.
И в тот день, через несколько часов, он впервые ослеп в левом глазу. Не полностью. Только в узком спектре. Медики списали на спазм сосудов. Но он знал – это было предупреждение.
Теперь, спустя десятилетия, пятно вернулось. Оно не на сетчатке – оно внутри. В воспоминаниях, в ощущениях, в тенях, которые не отбрасывают предметы.
– Опять фракталы? – спросил он, не поднимая головы.
– Да, – ответила Елена Соколова, стоявшая у стола. Она была молода, моложе, чем казалась. Глаза цвета ртути, движения точные, как у хирурга. – Уже не только на радарах. Они встроились в шум – в электромагнитные помехи, в цифровые артефакты, в срезы данных. Как водяные знаки. Или… как дыхание.
Он медленно повернул голову и посмотрел на неё. Она стояла прямо, но пальцы левой руки подрагивали. Лёгкий тремор – он замечал такие вещи. Не страх, а возбуждение.
– Что говорит твой алгоритм?
– Это не последовательность. Это геометрия вне пространства. Они складываются в паттерны, которые не читаются, а… ощущаются. Как если бы кто-то рисовал не слова, а состояния. И мы – не адресат. Мы просто… впитываем.
Он кивнул.
– Они не говорят. Они просто… есть.
В комнате на секунду погас свет. Моргнул – и вернулся. Слишком коротко для автоматического переключения. Слишком долго, чтобы игнорировать.
Оба замерли. Соколова первой заговорила:
– Это не сбой. В такие моменты я чувствую… дрожание. Не физическое. Пространственное. Как если бы стены были сделаны из плёнки, и кто-то за ней прошёл.
Волков поднялся и медленно подошёл к окну. За стеклом – серый февраль. Москва утопала в размокших улицах, где слякоть отражала мутное небо. Люди двигались, как капли ртути – бессвязно, инерционно.