– Аннушка, вас на каком фарфором заводе изваяли?
Она непонимающе смотрела на него, моргая длинными стрелами ресниц.
– На заводе Попова[3] или заводе Сафронова[4]? А может, вас слепили в Риге у Кузнецова? Или в Богемии? Нет… – он сделал загадочное лицо. – Я понял, вас отлили на Императорском фарфоровом заводе.
– Вы шутите?
– Нет, я не шучу. Вы же не девушка, вы – настоящая фарфоровая статуэтка.
– Ах, это… – она кокетливо улыбнулась.
Ей очень нравились его смелые и умные комплименты.
Как-то так вышло, что сошелся он с Анной довольно быстро. Ей не нужно было слишком долго объяснять его виды на предстоящее, более близкое знакомство. Уже к ночи того же дня она оказалась в его квартире на Казанской улице.
Накануне они долго сидели в ресторации, если устриц, запивая их белым вином. Он видел, как многие мужчины таращатся на его юную спутницу. В их глазах читалось осуждение и зависть. Зависть к её «молочной спелости», к свежести нераспустившегося, как ему казалось, и не сорванного никем бутона.
В эти минуты ему хотелось, чтобы она оказалась девственницей. Но это было невозможно. Он всегда помнил о том, что это юная нимфа уже сожительствовала с взрослым мужчиной. Полно, а с ним ли одним? Как ни странно, но мысль о том, что эта девочка уже была порочна, всякий раз вызывала в нём бурю нешуточной похоти.
Когда он раздевал её в ту ночь в собственной спальне на Казанской, он не мог унять внутреннюю дрожь. Он решил делать это неспешно, любуясь её чистотой и хрупкостью.
– Сама… – попросил он.
Тонкие пальчики ловко пробежали по множеству крючков – шуршащее лиловое платье опало на узкие плечи и ниже, на бёдра, обнажив диковинную вязь кружева и шелковый корсет.
– Погоди. Не надо дальше, – прошептал он.
– Почему? – удивилась она.
– Я немного переведу дух.
Руки не слушались его, в горле пересохло.
– Не торопись. Я хочу рассматривать это ближе.
Он зажёг керосиновую лампу и поставил её на прикроватной тумбе. Помимо лампы, он поднес к её кружевам свечу. Пальцы прикоснулись к бретелькам сорочки. Он медленно потянул их вниз и обнажил её нежную грудь. Да, груди этой девушки оказались чрезвычайно маленькими. Это были мягкие на ощупь, белые бугорки с овалами припухших, расплывчатых сосков. Он наклонился к одному из них и, ухватив пальцами тёплую плоть, стал нежно целовать её и слегка покусывать. Ровно до тех пор, пока сосок не затвердел у него на кончике языка. Это было восхитительно. Он почувствовал прерывистое дыхание Аннушки.