Помню, когда я попал на эту «пересылку»* впервые, был в шоке от увиденного. Было впечатление, что я вошёл не в камеру, а в зал ожидания вокзала – она была огромная и в ней находилось человек двести, не меньше. Деревянные, двухъярусные сплошные нары, установленные вдоль стен камеры огромной буквой «Г», были заполнены людьми. Причём, на удивление, «блатной» нижний этаж был совершенно свободен. Основная масса контингента почему-то расположилась наверху, а также были постелены матрацы прямо на бетонном полу, посредине камеры.
Я тогда наивно порадовался этому обстоятельству и попытался было обустроиться на нижнем этаже, но как только присел тут же понял свою ошибку – сверху на меня, как горох из мешка, посыпались огромные, голодные клопы. Прекрасно понимая, что в гостях я у них ненадолго, они вгрызались в меня сразу, без ненужных прелюдий.
Помню, я выскочил оттуда как ошпаренный, отчаянно смахивая их с себя обеими руками, чем вызвал задорный смех приблатненного паренька с дерзким взглядом. Когда я резко обернулся на смех, он сразу всё понял и остановил мой порыв приглашающим жестом – «давай к нам, братка». Как оказалось, местный «блаткомитет»* вольготно располагался прямо на полу. Из матрацев, покрытых одеялами, были составлены вполне уютные «пятачки», на один из которых я и был приглашен после недолгих, но определяющих расспросов. Здесь круглые сутки шла игра самодельными картами. Те, кто не играли либо спали, либо разбредались по камере, знакомились с арестантами. Если у кого-то были вопросы, а человек был достоин внимания, старались их решить. Создавался так называемый «ровный ход».
С тех пор ничего не изменилось. Те же клопы, та же игра на «пятачках». На этот раз везли меня домой, через всю страну, с севера на юг. После развала Советского Союза, вдруг ставшие независимыми, республики растаскивали арестантов по домам – добивать свои сроки на малой Родине. На этап меня выдернули из ПКТ* и путь мне предстоял неблизкий – от края до края (подробнее в другой главе).
К игре на «пересылках» я всегда имел настороженное отношение – можно нарваться на «исполнителя»*. Поэтому немного поиграв и оставшись «при своих», я встал и занялся своим любимым делом – равномерным распределением благ на душу населения. Начал, конечно, со своей тяжелой сумки, для того она братвой и набивалась. Российский люд, по своей ментальности, готов делится с ближним, тем более, когда этот ближний в беде. Чего-чего, а бед в тюрьме было, есть и будет средоточие. У всех одна и у каждого своя…