– Сказать жизни да.
Струна произвела пронзительный, проникающий в тело тонюсенький аккорд – я совершаю выход в сон, выход в море, отпустив опору в коленях и затянувшись покрепче сожжёнными ладонями за позолоченную нить вокруг шеи.
Мой завершающий трюк безукоризнен; не надо меня спасать от смерти – ведь надо было спасать от жизни.
Где-то плещется море. Кричат санитары.
***
Голуби летят мимо окон больницы.
– Вот это у Валерьевича опять гробом воняет! – мы несёмся наверх через раскрытый проём 16-й квартиры с кульками из алкомаркета.
– Да не Валерьевич он, – сквозь сжатые папиросой зубы мычит Лёха, который на 5-й день дружного запоя начал носить солнцезащитные очки на регулярной основе. По логике, он должен носить другие – для спасения зрения, но у него здоровски опухает лицо, когда выпьет. Вот наш блудодей так и спасается. Чтобы огородить социум от домыслов, а не для собственного удобства – это вообще здорово иллюстрирует Лёхину натуру.
– Один хрен смертью пахнет, – констатировал главный сомелье Максим, чьё состояние души никак не коррелировалось с трезво выбранной подработкой – на стройке по чёрной схеме он делает всякую шелуху для кровельщиков. Один раз на него опрокинулась тележка всякого массивного дерьма. Строительным мусором из кирпичной крошки и огрызков рубероида прижало его стопу – кровь со слов труженика сочилась даже через носок «Вэнса», повидавшего ни одну крышу. Макс успокаивал себя, что это вино.
На его правой ступне пришлось сделать ампутацию двух пальцев – средний и безымянный оказались раздроблены в кашу вместе с костями фаланги, а на миниатюрных культях я позже сделал ему партачный пунктирчик. Шустро бегать за пивом, впрочем, ему это не мешает.
– Ты разве знаешь, какая смерть на запах? – спросил я, звеня ключами на повороте лестничной клетки к своей квартире. Сам-то в курсе – за одной фразой скрыто столько историй, сколько невозможно передать за попойку. Но мой затянувшийся запой объясняет трагичность общей картины лучше, чем её отдельные зарисовки.
– Не души, золотце, и так дышать нечем. Мы знаем, какая ты прокажённая душа – вечно эзотерически настроенная Леся срезала разговор, когда я уже открывал чистилище для трезвых, где пока не выпьешь – не выйдешь.
Но смертью действительно пахло.
Под моей хатой жил с вечно приоткрытой дверью престарелый бедняк – от его склепа дурно несло то ли сырой землёй, то ли сажей. Люди со всех этажей жаловались в какие-то важные инстанции.