– Замёрзла вся, бедолажка, – причитала баба Маша, – Согреть надо.
– У меня полотенце есть, – вспомнил Илья, – И я на мотоцикле. Отвезу Соню домой. У нас печка топится, мама стирает с утра.
– Ладно, вези, – уступила баба Маша, – А вообще, надрать бы вас хорошенько за такие дела ремнём отцовским.
Илья поднялся с земли, сплюнул и зло усмехнулся:
– Нет у меня отца.
И взглянул упрямо, с вызовом так, что зелёные глаза прожгли пронзительным холодом. Баба Маша осеклась и замолчала, только смотрела ему вслед, пока он ходил за полотенцем. Сам накинул его на подрагивающие худые плечи Сони, усадил сзади себя на мотоцикле и повёз домой. Сначала Соня молчала, кутаясь в махровое полотенце, но постепенно от испуга отходила.
Во дворе у Ильи никого не оказалось, только постиранное бельё сушилось на верёвках. Илья провёл Соню в летнюю кухню, где с утра топили печь. Печь давно протопилась и была уже не горячая, но хранила тепло, уютно обволакивая им комнату. Илья принёс из дома мамин махровый халат и оставил Соню одну, дав ей возможность переодеться. А когда он вернулся, Соня уже сидела на табурете возле печи и сушила мокрые волосы.
– Я не толкал лодку, – произнёс Илья, стоя в дверях. Соня взглянула на него своими большими голубыми глазами. Он вздрогнул, но так же упрямо продолжил, – Это Колька толкнул, не я. Себя не оправдываю, не думай. Я тоже виноват – в том, что не остановил его.
Соня молча слушала, а потом тихо произнесла:
– Можно расчёску?
– Чего? – опешил Илья, но быстро сообразил, – Ага, сейчас.
Он вернулся в дом и принёс оттуда расчёску и, пока Соня расчесывала спутанные длинные как у русалки волосы, согрел на плите чайник и приготовил чай. В буфете нашлась банка с земляничным вареньем, правда, варенья в ней было уже только наполовину. Они ели варенье ложками прямо из банки, пили чай и не заметили, как стемнело.
– У тебя где все? – поинтересовалась Соня.
– Мама домой уехала в Петровку, мы же там живём. А бабушка и дед уже спать легли, когда я в дом заходил. А тебя не потеряют?
– Нет. Я сказала, что у Даши заночую. А Даша видела, что я с тобой уехала.
Они сидели возле печки на полу и говорили допоздна. Такие разговоры происходят только в юности – о галактиках, о Туманности Андромеды, о странных далёких мирах. В окно светила полная луна, и от этого нереальность ночного мира становилась более ощутимой.