Бесчисленное количество изданий, которое выдержала сатира-картинка «как мыши кота погребали», говорит за ее популярность и сочувствие к ней в широких слоях общества. В ее героях трудно не узнать Петра, близких к нему лиц, сотрудников и «безчинного» их поведения, со старомосковской точки зрения. Царский титул покойного «кота» ясно вскрывает в его характеристике: «кот Казанский, ум Астраханский, разум Сибирский, усы, как у турка…» В сатире точно вскрывается и день смерти Петра: «в серый (зимний) четверг в шестопятое число» (Пётр скончался в январе, в четверг, в шестом часу утра). Не без цели сатира показывает и знакомую народу «одноколку», обычный экипаж покойного кота. В котовой вдове, «чухонке-адмиральне Маланье» нельзя не узнать Екатерину I. Но в отличие от испепеляющей критики дворянства, затрагивающие государственные преобразования Петра, народная сатира удостоила удвоенного внимания все то, что шло в разрез со старомосковскими бытовыми устоями, как то, брадобритие, табакокурение, клеймение рекрутов-новобранцев, необычное введение музыки в церковный обряд погребения; принудительное плетение лаптей, всепьянейший собор, засилье иноземцев и иноземщины – все, чем своеобразна была окружавшая Петра атмосфера, бичуется в колкой сатире, как богомерзкое и бесчинное поведение распутного Кота. Эта как раз та сторона петровских реформ, которая больше всего бросалась в глаза современнику и в глазах последующих поколений казалась ненужным увлечением Преобразователя. И в этом же кроется одно из доказательств, что сами государственные реформы Петра в большей степени выходили из примера западного прогресса, с наименьшей, согласовывались с вопросами народной жизни, и сама тяжесть их была как бы в привычном порядке вещей.
С такой точки зрения сатира «как мыши кота погребали» является не только злобной иронией над тяжелой деятельностью Петра, но и вполне здоровой, нормальное оценкой ее слабых сторон, и в то же время веселым итогом тех скорбных речей, которые во времена жизни Петра со стоном неслись с трибуны современной оппозиции, из Преображенского застенка.
В нашем воображении исторический образ Петра Великого до сих пор приравнен к царю-плотнику, работающему на корабельной верфи, с топором в руках. Тому легко отыскать разгадку. Пётр строил не одни корабли, он был строителем во всем своем государственном управлении; топор тесал бревна, но его же тяжелые и нередко по своей грубости ошибочные удары ложились на весь уклад русской жизни. Законодательная деятельность Преобразователя – это та же спешная работа на верфи, с той лишь разницей, что при постройке кораблей есть готовый план, а при государственном строительстве Петра, как сам державный работник, так и его сотрудники действовали ощупью, с трудом выясняя себе детали работы по мере ее суетливого исполнения.