«Я мог бы жить в бочке, как Диоген, или стал бы монахом, если б, конечно, не так остро воспринимал попытки мною руководить. У преуспевающего человека и философа общее только одно – физиология, всё остальное разное. Я точно не принадлежу к той части человечества, которая стремится преуспеть, но мои объяснения только еще больше запутают ситуацию, лучше уж пусть считают меня лоботрясом, – рассуждал он сам с собой наедине. – О, Господи, помоги мне, грешному и унылому!.. Позову его в выходной на рыбалку, может, оттает».
Однако подготовка к зимней рыбалке означала глубокое погружение в дебри антресолей, а там Лосев нашел коробку из-под шоколадных конфет с письмами невесты.
Да, у Лосева уже была невеста, и когда он служил, они вели регулярную переписку. Открывать эту коробку оказалось так же страшно, как эксгумировать тело хотя и родного, но всё-таки мертвого, давно разложившегося человека. Про рыбалку он, конечно, тут же забыл.
***
Мать вышла замуж за мелкого во всех смыслах коммерсанта, Артура Аванесовича, когда Лосеву уже было 13 лет. И хотя волосы на его груди еще не росли, все-таки это был уже скорее мужик, чем ребенок, и привыкать жить по-новому, как нравится «папе», было невыносимо. Маленький мужик так же хочет быть главным, как и большой. Если у тебя уже есть мнение и ты не собирался его менять, то зачем затевать разговор по душам? Зачем спрашивать мое мнение? Чтобы его растоптать? Какая тебе, гаду, разница, что за музыку я слушаю, пока ты на работе? Свои вкусы насаждаются лишь ради того, чтобы продемонстрировать, кто в доме хозяин – так самцы метят территорию. Это трудно даже с родными родителями, а уж с приемными шансы на взаимопонимание равны нулю.
На летние каникулы при переходе в восьмой класс он, как обычно, поехал к бабушке. Годовая разлука, безусловно омраченная постоянным присутствием отчима, не могла не сказаться на нервно-психическом состоянии. А потому вся деревенская улица видела, как здоровый детина, весь с головы до ног в моднявой фирме, плакал, уткнувшись в бабушку, а бабушка рыдала вместе с ним. После, на кухне, мать выговаривала: «Все подумают, что мы тебя обижаем!» Ремнем, конечно, не лупили, но и сказать, что особенно любили, тоже было нельзя. Во всяком случае, явных знаков любви он не наблюдал – то бабушкино объятие открыло ему главное, чего с некоторых пор недоставало в их семье. Через пару лет он завел девушку, чтобы обниматься, но это было совсем не то. Бабушки не хватало.