При нашем первом знакомстве они стояли в довольно светлой зале, но спиной к окнам и против света, так что, знакомясь, я должен был присматриваться к их лицам. Ростом их тоже Господь не сровнял, и я, то и дело, здороваясь с ними, то тянулся за рукопожатием вверх, то наклонял вперёд туловище, предлагая свою руку, с почтением прижатую локтём к туловищу. Они только называли имена: Алессандро, Бартоломео, Валентино, Гаэтано, Джанбатиста и далее по алфавиту.
И тут последней среди этого импровизированного строя возникла высокая сухощавая фигура и захотела резким движением схватить меня за бороду, которую я предварительно сбрил ещё с год назад после окончания своих здесь злоключений.
«Ах, это ты здесь, кельтская шельма!» – я едва успел отмахаться своим походным мешком.
«Но-но-но, – возразил мой предыдущий русский знакомый, который привёл меня сюда, и развёл нас руками. – Без рук».
«Что без рук? Этот мошенник чуть не довёл меня до монастыря! Он фальшивомонетчик и бутлегер».
«Вот как? Какие приятные неожиданности”, – вдруг с удивлением заявил мой работодатель и отвёл меня сугубо лично в отдельную каморку. Там я заполнил бумагу:
«В день единнодцатый марта месяца, года 69хх от сотворения мира, волей не принуждённой, а своей, что учением августиновым в каждой божьей твари имеется, подписываю сие гарантированное письмо во служение холопьево и исполнение любой умственной отрасли, которой способен бысть полезен царю московскому. Инок…»
«Всё, что ли?” – московский гражданин уже устал смотреть, как я дышу на подсыхающие чернила, и почувствовал, что ему уже стало совсем жарко в боярских нарядах здесь, на юге. Он подошёл к распростёртому окну и загляделся на море:
«Хорошо у вас тут…»
«Да, неплохо, – я сам не хотел отсюда уезжать. – Так чем заниматься изволите мне на чужбине?»
«Время покажет. Всем, на что будешь способен. – Он повернулся ко мне и странно улыбнулся. – Держи чётки, латинянин, мне они ни к чему, а тебе, сорвиголова, могут скоро пригодиться».
2.
Пять дней я прожил в Генуе на каботажном судне под странным названием «Апостол Фома», где работой меня особо не загружали, сносно кормили и, время от времени, хлопали по плечу, словно проверяли: здесь ли я. Иногда мне казалось, что готовят и кормят меня как агнца на заклание, но мы жили в современные века, и я не слышал, чтобы ещё занимались таким безобразием.