Часто меня приходили проверять коллеги, присаживались рядом и что-то говорили, обильно жестикулируя. Я их презренный язык упрощённой сельской латыни не понимал совсем, но жестами они общались так ловко, что я усёк: скоро и мне предстоят большие заботы. Наконец, моя тяжёлая работа приехала. Я сразу понял это как-то наутро.
Мне снился накануне ночью какой-то рёв медного быка, внутри которого на костре сгорает легион римлян. Они в моём сне добровольно заходили вовнутрь своего античного аутодафе, всем зрителям салютовали руками, будто собирались переместиться на другую планету, и закрывали за собой люк шпингалетом…
Я проснулся в тот момент, когда Алессандро открыл дверь в мою каюту, щёлкнув затвором, и сказал, что приехал мой груз. Я выглянул в дверной проём. На девяти волах, по трое, цугом, в порт въезжало целое сооружение, размером с мой дом в Ирландии, если не с саму Ирландию. Алессандро сказал, мол, это и есть твой органчик.
Затем повозчики осуществили нечто странное: они дали своему поезду на волах задний ход, затолкали груз промежду двух остерий, моё «сооружение», дрогнув, остановилось и, со стороны улицы мои итальянцы попытались его задрапировать виноградными лозами. Вышло так себе. Тут же из остерий, где я, собственно говоря, все эти дни и харчевался, вышли два моих знакомых повара и, показали руками, чтобы я торопился, иначе, судя по их жестам, они открутят мне голову. Один даже показал «фокус», как он зажимает в правый кулак палец своей левой руки и, чуть покрутив, будто бы яростно его выкидывает за спину. Я не то, чтобы поторопился, но испытывать южный темперамент не стал.
«Что у вас тут?» – спросил я, вдохнув спиртуозный запах, шедший из бочек, которыми хозяева уже принялись начинять мой органчик, погнув для удобства расположенные внутри воздушные патрубки и педальные шарниры. И тут, вслед за родным запахом из юношества накатили воспоминания о «живой воде», с которой я имел дело в родных местах.
«Арабские медикаменты, «алкоголь» называется. Ты меньше спрашивай и загружай бочки в этот ящик!» – объяснил мне один из хозяев, кормивший меня последние дни.
«Слушай, – тут я осмелел и обратился ко второму из двух держателей остерий. – В этих бочонках «живая вода», а тот ящик, куда вы хотите их поместить: музыкальный инструмент сложнейшей конструкции, может быть, единственный на побережье, называется орган, и я отвечаю за его сохранность».