– На сегодня хватит, – наконец произнёс Дарион. Голос прозвучал спокойно, но с той твёрдостью, что не оставляет места возражениям.
Веймар неторопливо убрал свиток в ячейку, провёл пальцами по краю, словно проверяя, ровно ли он лёг, и, обернувшись ко мне, кивнул с ленивой полуулыбкой:
– Спокойной ночи, принцесса.
Я ответила ему коротким, спокойным кивком, не добавляя ни жеста, ни взгляда лишнего.
Дарион, уже подходя к выходу, остановился на полшага, бросил на меня взгляд – прямой, точный – и, ничего не говоря, кивнул.
Но прежде чем отвернуться, задержал этот взгляд.
Не на долю секунды, не случайно – осознанно. Достаточно долго, чтобы я это почувствовала.
А потом он развернулся и ушёл.
Я не торопилась. Собрала с края стола оставшиеся бумаги, расставила их по местам, как будто это имело значение. Затем повернулась и вышла, не оборачиваясь.
Коридоры дворца были уже пусты. Лишь редкие огоньки стражи мелькали вдалеке, едва уловимые. Воздух был прохладным, почти свежим, с лёгкой примесью магического воска и камня. Здесь всегда пахло одинаково: как в месте, где никто не говорит зря.
Дверь в мои покои закрылась бесшумно. Комната не изменилась. Те же шторы – тяжёлые, как молчание. Те же стены – ровные, серые, будто выточенные для тайны.
Я сняла украшения. Положила в шкатулку. Аккуратно. Одно за другим. Потом платье – с движениями, знакомыми до автоматизма. Ничего лишнего.
Прошла к столу у стены. Открыла нижний ящик.
Конверт лежал, как я его оставила. Будто в ожидании.
Я взяла его. Разорвала печать. Открыла.
Глаза пробежали по строчкам один раз. Второй не понадобился.
Я всё поняла.
Ведь ночь только начиналась.
Утро во дворце начиналось всегда одинаково – с тишины. Такой, что её не нарушали даже шаги стражи за окнами. Свет проникал в комнату медленно, с осторожностью, будто проверяя, стоит ли вообще входить.
Я не спешила.
Руками – точно, без раздумий – вытянула из шкафа платье. Белая ткань была легчайшей, почти прозрачной, но держала форму благодаря замысловатым переплетениям. Перевязи на талии и груди, пересекающиеся узлы на животе, и высокий разрез, доходящий до бедра. Оно было создано не для ходьбы по улицам и не для тёплых вечеров – только для этих стен, для взглядов и молчаливых жестов.
Я надела его так, как делала это уже десятки раз. Ленты скользили по коже мягко, почти ласково. Ткань ложилась точно – обнажая и закрывая одновременно.