– с трудом раз в месяц отпрашиваюсь к нему на ночь, после чего отец не говорит со мной по два дня, а мама твердит, что не берегу нервы отца;
– терплю его бестактность, крики, ревность, навязчивость;
– вынуждена отказываться от половины встреч, которые мне назначают, лишь для того, чтобы он был спокоен.
Да, лучше буду молчать. Потерплю ещё пятнадцать минут, пока он успокоится. Вадим никогда не поймёт, как мучительно принимать эту всепоглощающую ревность. Если молчание и терпение – не доказательство моих чувств, то наша история оборвётся на печальной ноте. Порой мне в голову приходят странные мысли. А что, если бы у меня хватило смелости писать сценарий собственной жизни? Возможно, тогда я бы уже колесила в фургоне по стране, а не ждала, когда закончится очередная буря в квартире с мягким диваном.
Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чём говорят: ″Смотри, вот это новое″, но это было уже в веках, бывших прежде нас…
Книга Екклесиаста, или Проповедника, гл. 1, ст. 9—10
Сижу с отцом на кухне. На часах 23:20. Он собрался покурить, составляю ему компанию. Наш ежедневный ритуал. Время, когда он говорит обо всём на свете. Когда слушаю его рассказы о прошлом, не хочется, чтобы он замолкал. Всё ещё до конца не могу поверить, что СССР больше нет. Прожила в СССР всего четыре года, но знаю об этом государстве всё. Проводник в заманчивые 70-е – отец. Это время, которое вызывает у меня три навязчивые ассоциации: сила, стабильность и вера в светлое будущее. Три принципа, которые близки.
Мой отец совсем как Сталин. Справедливый и властный. Боюсь его ровно настолько, насколько люблю. К тому же политика кнута и пряника, с преимуществом первого, излюбленная Иосифом Виссарионовичем, весьма свойственна отцовскому стилю воспитания. В СССР жизнь по правилам приносила результат. Яркий пример – отец. Работает на заводе уже двадцать лет: заслужил не только непререкаемый авторитет как лучший специалист, но и неуклонное повышение зарплаты. Сейчас же большого достатка добивается тот, кто живёт не по правилам. Поиск честного олигарха может занять всю жизнь, а результат разочарует. Честный олигарх стоит в одном ряду с розовым единорогом: оба они не имеют ничего общего с реальностью. Как же быть тем, кто верит в государство, в теорию общественного договора или в справедливость, в конце концов?! Что делать таким, как я, которые не смогут переступить черту? Неужели не суждено будет достигнуть вершин? Отец зажигает газ, чтобы заработала вытяжка. Наш ежедневный ритуал, время, когда не только приоткрывается дорожка в заманчивое прошлое, но и появляется возможность прокачать критическое мышление. Если честно, мне, как историку, это особенно важно. Если ещё честнее, отец обычно хвалит меня за смелые высказывания.