Жизнь, тем временем, требовала решения насущных задач. Пришлось действовать по схеме, которые Таня ненавидела. Аспирантура, защита, свадьба – эти слова нанизывались на нее как чужие драгоценности, и никто кроме Тани не знал, что все это было «взято на прокат в дорогой антикварной лавке». Глядя со стороны, словоохотливые коллеги в институте только руками всплескивали – ну вот же, смотрите, как бывает – всего-то двадцать пять, а уже и ребенок, и диссертация, и муж перспективный. «А ведь он ее с ребеночком взял,» – добавляли особенно словоохотливые, поглядывая вслед Тане, ловко несущейся на своих каблучках по коридору института.
Федотов знал, что рано или поздно Таня уйдет. Уйдет из его квартиры, но не из его жизни. После возвращения с Памира, поняв, что теперь снова будет жить один, он с удивлением и радостью обнаружил, что Таня всегда рядом с ним. Он все время вел с ней внутренний диалог, а она молча сидела в кресле и читала, курила рано утром напротив окна в кухне, в общем – делала все то, что она делала обычно.
Временами он с трудом понимал, что это не вполне реальная Таня, а его воспоминания о ней, привычка видеть ее, потому что знал, что она живет полноценной жизнью еще где – то, кроме его головы и его квартиры.
Он ничему не удивлялся, ведь всю ее мощь он ощутил в момент их первой встречи, которую помнил до мельчайших подробностей. Он помнил даже не саму встречу, которая вышла немного скомканной из-за Раисы Львовны, а предвкушение этой встречи накануне – свое видЕние, и ту силу, которая в прямом смысле этого слова развернула Федотова навстречу чему – то новому, чего он так и не смог понять за все эти годы, проведенные на Земле. Таня, однажды ему сказала, что это Любовь, но, услышав это слово Федотов ничего не почувствовал.
Таня ушла и он снова перестал спать, это тоже было интересно. Почему так, а не иначе? Чем обладала эта хрупкая земная женщина, которая смогла привнести покой в его ночное бытие? За годы экспериментов, он уже нашел ту грань между сном и явью, как ее представляют люди. Он научился отдыхать и отключаться, он перестал болеть от бессонницы, подобно Герману Карлу фон Кайзерлингу, который скрасил свои ночи без сна под аккомпанемент юного Гольдберга.
Эти, подобные сновидению, путешествия во времени всегда развлекали его. Каждый раз, когда он погружался в свой ночной морок, он видел там Таню. Она смеялась, слегка закидывая голову, кормила младенца, стучала по коридору каблучками, всегда немного опаздывая. Иногда она сидела в кресле его спальни в длинном платье, ложбинка на ее шее была чуть более явная, чем он привык видеть, в ушах и волосах, убранных наверх, мерцали драгоценные камни. Это была немного другая Таня, старше и словно спокойнее. Она тихо улыбалась Федотову и чуть вздыхала, слушая вариации Баха.