Паук ползёт по своей паутине, смотрит на муху и думает: «Мелковата муха, пусть чуток пожирнеет, силы накопит. А я её пока, так и быть, есть не стану, наоборот, покормлю, чтобы не сдохла. Она мне ещё пригодится. Сама ведь пришла, я её не тащил.»
Муха сама с собой разговаривает:
– Вот все говорят: беги подобру-поздорову, а я не могу! Жалко мне паука. Вот уйду, будет плакать. А со мною он счастлив! Не говорит, но я-то знаю, что счастлив, по глазам его вижу, когда смотрит на меня из угла.
Захотелось пауку мушиной крови отведать, присосался он к мухе, насытился и ушёл. Осталась муха на паутине страдать. Висит ни жива, ни мертва, о своей жалкой доле печалится. Прилетает комар. Муха и давай ему жаловаться:
– Паук, негодяй, все соки из меня высосал!
– Так взяла бы и удрала! – говорит мухе комар.
– Ага! Чтобы он другую нашёл? Любовался бы ей, песни ей при луне сочинял?
– А что, он тобой любовался? Много песен тебе сочинил? – удивился комар.
– Мне-то нет, но это как раз и обидно! Я для него – всё, а он – даже песни не спел ни одной!
– Дура ты, муха! Беги от него, пока силы есть. Завтра придёт, только шкурку оставит.
– Сам дурак! Ничего ты не понимаешь! Я люблю его! Он без меня пропадёт! А я, я могу спасти его, вывести к свету! Он очнётся, увидит, как прекрасен весь мир, преобразится и сразу забудет, как пить мушиную кровь!
Полетал-полетал комар, позудел-позудел, да и вылетел в форточку. А муха снова принялась страдать и скучать по своему пауку.
Жила-была на свете Женщина-Ваза. Она мечтала, чтобы в ней благоухали цветы, чтобы её до верху наполняли лучшими фруктами. Но время шло, Женщина-Ваза пылилась на полке, и никто не брал её к себе.
И вот однажды пришёл человек, который взял эту Вазу и положил в неё грязной картошки. Ваза вздохнула и согласилась. Пусть лучше картошка, чем одиночество, а уж она как-нибудь постарается сверкать всеми хрустальными гранями, чтобы показать, какая она прекрасная Ваза и достойна цветов, – думала она.
Но никто не замечал в ней хрусталя. В неё клали гвозди, кидали окурки и фантики от конфет. Ваза терпела, не прекращая надеяться, что однажды солнечный луч заиграет во всех её тонких гранях, и человек заметит, как она изящна и великолепна. Но время шло, грани тускнели, забивались въедливой пылью. Вазу били, роняли, за ней не ухаживали, оставляя плакать в пыли и отчаянии. А однажды её даже использовали вместо ночного горшка.