Она открыла глаза. На экране герои, держась за руки, смотрели на закат над идеальным морем. Музыка нарастала, гармонично и предсказуемо. Наташа взяла руку Дмитрия. Его пальцы ответили легким, теплым сжатием. Оптимальным. Она улыбнулась в ответ. Оптимально. И слушала этот звон. Минута за минутой. Пока фильм не подошел к своему гармоничному, предсказуемому концу. Минута за минутой. В гулкой тишине своего идеального счастья.
Глава 2: Безупречный художник
Солнечный свет, отмеренный Оптимальным Путём для утренних часов и признанный Системой «гармонично-стимулирующим», заливал белоснежные стены галереи «Вертикаль Гармонии». Воздух был прохладен, стерилен, лишён даже намёка на запах краски или древесной основы холстов – только лёгкий озонный шлейф системы климат-контроля. Наташа стояла перед очередным полотном, её пальцы непроизвольно сжимали край сумочки, кожаный материал поддавался с тихим скрипом, единственным нерегламентированным звуком в этом царстве оптимизированной тишины. На холсте – ещё один пейзаж. Безупречный. Как всё здесь.
Озеро. Изумрудная гладь, отражающая небо такого же выверенного, успокаивающего сине-голубого оттенка. Стройные сосны, выстроившиеся по берегу с геометрической точностью, каждая иголочка прописана с фотографической дотошностью. Горы на заднем плане – плавные, обтекаемые волны, лишённые острых пиков или угрожающих обрывов. Ни ветерка, ни ряби на воде, ни сломанной ветки, ни заблудившейся птицы в небе. Вечный, безмятежный полдень. Идеальное место для предписанной релаксации. Наташа знала, что должна испытывать лёгкое умиротворение, спокойную эстетическую радость – именно такой эмоциональный отклик был заложен в Оптимальный Путь посещения выставки её давнего друга Кирилла. Но вместо этого внутри зияла пустота, холодная и безотрадная.
«Помнишь его „Хаос урбана“?» – мысль пронзила Наташу внезапно и так остро, что она едва не вздрогнула. В памяти всплыли клубящиеся клубы ядовито-жёлтого и ржаво-красного дыма, проглядывающие сквозь него искажённые, кричащие силуэты небоскрёбов, сломанные линии перспективы, создававшие ощущение падения в бездну. Холст будто рвал сам себя изнутри. Это было страшно. Это было некрасиво. Это било по нервам, заставляло задыхаться. И это было живым. Кирилл писал это лет десять назад, ещё до окончательного триумфа «Эвдемонии», его глаза тогда горели лихорадочным огнём одержимости, руки были вечно в краске, а в мастерской царил священный творческий беспорядок, пахнущий скипидаром и бессонницей. Он спорил, бушевал, пил слишком много дешёвого вина и говорил об искусстве как о единственном способе вырвать правду из глотки лживого мира. Его Коэффициент Счастья тогда, Наташа припоминала с лёгким уколом вины, редко поднимался выше 65. Он был «дисгармоничен». Но он горел.