Путь до деревни Сосновых Ручьев занял почти неделю. Каждый день был похож на предыдущий: скрип телеги, пыль дороги, однообразные пейзажи и молчаливый возница. Солнце поднималось, шло по небу и садилось, окрашивая горизонт в багровые тона. Ночи были прохладными, Линь Хуа спала, свернувшись на жестком полу телеги, укрываясь тонким одеялом. Она ела сушеное мясо и рис, запивая скудными глотками воды. Это была жизнь, лишенная всякого излишества, жизнь на самом базовом уровне. И в этой простоте было что-то… освобождающее. Никто не оценивал её духовный корень, никто не измерял силу её меридианов. Она просто *была*.
Наконец, на седьмой день, телега свернула с основной дороги на узкую, поросшую травой тропу. Впереди показались низкие крыши, дымок, поднимающийся из печных труб, и силуэты простых, невысоких домов. Деревня Сосновых Ручьев.
По сравнению с величественными павильонами клана Линь, утопающими в духовной энергии и окруженными защитными формациями, деревня выглядела… настоящей. Стены домов были из глины и дерева, крыши крыты соломой или простой черепицей. Пахло дымом, свежей землей и чем-то неуловимо живым и теплым.
Когда телега въехала на центральную, вытоптанную площадь, несколько деревенских жителей остановились и с любопытством посмотрели на незнакомку. Дети перестали играть в пыли.
Возница остановил мулицу и крякнул. «Приехали. Деревня Сосновых Ручьев».
К телеге подошел пожилой мужчина с морщинистым лицом и добрыми глазами – деревенский староста, как оказалось. Он держал в руках деревянный посох.
«Это ты, дитя?», – спросил он мягко, разглядывая Линь Хуа. Ему, видимо, сообщили о её прибытии. «Из клана Линь, да? Нас предупредили».
Линь Хуа кивнула. «Да, я Линь Хуа».
Староста кивнул в ответ. В его взгляде не было ни презрения, ни особого почтения – только простое человеческое любопытство и, возможно, немного жалости. «Ну что ж, добро пожаловать. Твой дом готов».
Её «дом» оказался маленькой, отдельно стоящей хижиной на краю деревни. Он был простым донельзя – одна комната с земляным полом, очагом, деревянным столом и кроватью, сколоченной из грубых досок. Но он был чистым, и в нем пахло деревом и травами. Возница оставил её сундук у двери и, получив расчет от старосты, тут же уехал обратно, словно торопился избавиться от напоминания о мире смертных.