Я сбегала в Шуршащий лес, чтоб успокоиться, укрепиться душой, забыть о мелких домашних заботах и записанном на бересте пророчестве, посулившем меня Некрасу.
Кузов быстро набился грибами, ладными, как на подбор. Шляпка к шляпке, ножки крепкие, толстые. Такие и в засол, и в варево, и сушиться бусами возле печи. Добрая добыча, во благо.
Мне б уже и уйти восвояси, земно поклонившись щедрому лесу, как мелькнуло в кустах холодным и снежным на лиственном золотом ковре.
В ложе из примятого мха покоился светлый обруч. Серебряное сплетение нитей окружало, сжимало синь калаига, излучавшего внутренний свет. Дальше нити разбегались, что змеи, свивались в защитные знаки, в тонкое, звонкое кружево. Чужеродная работа в здешних краях, не нашими умельцами сотворённая.
Глаз не оторвать, пальцы не разжать!
Что за витязь заглянул в Шуршащий лес? Отчего стряхнул с руки дивный обруч? Неужели испугался змеиного царства?
Змеи шелестели в палой листве, выискивали тёплые камни, разогретые стареющим солнцем. Осень, пора забиваться норы, свиваться в тугие клубки, чтобы вместе переждать лихие морозы. Кто разменяет лютую злобу в попытке покарать человека – на возможность погреться в последний раз? Кто рискнёт без повода укусить, ведь нарушивший закон изгоняется вон и теряет проход в зимовье?
Я ещё раз оглядела поляну, обошла деревья и ближний утёс. Не лежит на земле мёртвый воин, ни веточки сломанной, ни листвы примятой. Только мои дурные следы да свежие пенёчки грибные.
Не бился со змеями витязь в дивном осеннем лесу. Обронил украшение да пошёл себе дальше, сразу не заметив пропажи. Интересно, был ли он высок и строен? Был ли могуч и хорош собой? Княжич ли, богатый купец? Или спешащий на бой дружинник?
Рисовались мне разные лики, когда поднимала с листвы обручье, когда примеряла его на запястье. Будто суженый здесь прошёл, оставил весточку: я вернусь!
Ах, как сладко мечталось в осеннем лесу. Рисовались картины неслучившейся встречи. Как пою ему песни под Чёрной горой, как угощаю пирогом капустным…
Змеи поднимали треугольные головы, стреляли раздвоенными языками, дивясь моим песням и глупым мечтам. Танцевали в опавшей листве, будто подружки на свадьбе.
Только обруч оказался великоват, норовил соскользнуть с руки.
Что ж, придётся носить на предплечье, скрывая под рукавом. Да и пред кем серебром бахвалиться? Чужеродным, чужестранным обручьем, найденным подле Чёрной горы? Сестра придёт в ужас, Некрас взъярится… Беляна, того и гляди, проклянёт.