Пролог
Песня, которую никто не понимал
Говорят, в самом начале был Свет. Не ослепляющий, не жгущий – а тёплый, обволакивающий. Похожий на первое утро весны. Он не сиял – он звал.
Из этого света возникло всё: небо и земля, вода и ветер, крик птицы и тишина под корой дерева. И в этом зове – первый вздох мира.
В начале был голос. Не слово, не крик – дыхание. Звук, дрожащий в корнях. Мир ещё не имел имени. Он только собирался стать собой. Он уже был ветром – до того, как появились крылья, и светом – до того, как кто-то научился видеть.
Из света и дыхания родилось древо. Его не сажали. Оно выросло само – из желания самого мира – жить. Его звали – Серинталь. (Seryn-tal – «звук, что удерживает мир»).
Серинталь был не просто деревом, а Осью. Его крона казалась безлиственной – тонкие ветви, как корни, тянулись к небу, будто искали забытый свет. В них жили пути. Он не имел плодов, но в его корнях хранились песни. Он не имел голоса, но его кора хранила письмена – не для глаз, а для сердца.
Каждый народ звал его по-своему. Люди – Серинталь. Ферраны – Ти'Лаэн. Духи стихий называли его просто – Дом.
Считается, что когда кто-то впервые поёт – его голос проходит сквозь один из корней древа. И если голос чист – он остаётся там, как часть живого звука мира.
Однажды кто-то попытался сделать Серинталь понятным. Покорить. Измерить. Запереть дыхание в форму. И тогда магия изменилась.
Сначала она была дыханием – теплом, бегущим по ветвям. Её не звали магией. Просто – жизнью. Но когда её захотели забрать, придать ей цену и облик, она начала меняться.
Магию стали ковать, выжигать, запоминать, продавать. Она перестала быть дыханием. Она стала инструментом.
Мир треснул. Древо ушло – в туман, вглубь, в себя. Слово отозвалось эхом – и рассыпалось.
Появились кланы, разобщённые стихиями. Магия, что текла в тканях мира, стала обрывочной. Кто-то знал, как вызвать пламя – но не чувствовал его. Кто-то лечил – но не понимал, зачем. Кто-то мечтал – но перестал верить, что мечта важна.
Некоторые не нашли свою стихию. Их называли – утраченные. Кто-то ушёл в тень. Кто-то начал создавать собственных богов – из боли и пепла.
Но кое-где – в пепле башен, в напеве у костра, в памяти воительниц и голосе ветра – звучала древняя Песнь. Не переведённая. Не объяснённая. Только ощущаемая. Шепчущая. Пронесённая шрамом. Несущая пульс.