Иван обнял ее крепко, поцеловал в макушку. «Доченька моя… надо. Надо, Анюта. Но я всегда буду помнить о тебе. Обо всех вас. Вы – моя сила». Он погладил ее по волосам, ощущая, как дрожит маленькое тело в его руках.
Сборы были закончены. Котомка с едой и скромными вещами лежала на лавке. В избе воцарилась тяжелая тишина, нарушаемая лишь редкими всхлипами Анны и приглушенным дыханием Петра.
«Ну, пора мне, Вера», – наконец произнес Иван, его голос был сухим, почти без эмоций. Это было словно отрезание по живому. Он поднял котомку.
Вера смотрела на него. Вся ее жизнь, все ее будущее сосредоточились в этом человеке, который сейчас стоял перед ней, готовый шагнуть в неизвестность. Она подошла к нему, обняла изо всех сил, впиваясь пальцами в его спину, словно пытаясь удержать.
«Возвращайся, Вань. Пожалуйста, возвращайся. Мы будем ждать. Каждый день, каждую минуту». Голос ее прерывался, слезы текли ручьем, но она не могла остановиться.
Иван поцеловал ее в лоб, потом в губы. Поцелуй был горьким, соленым от ее слез. «Вернусь, родная. Обязательно вернусь». И в этих словах была не только надежда, но и нестерпимая боль расставания.
Семья вышла из избы. Сумерки сгущались, окрашивая небо в темно-синие, почти черные тона. Вдоль деревенской улицы, ведущей к сельсовету, где собирались мужчины, уже тянулись небольшие группы людей. Женщины обнимали мужей и сыновей, дети цеплялись за отцовские ноги, старики молча стояли в сторонке, склонив головы. В воздухе витал густой запах страха, смешанный с ароматом летней ночи.
Иван крепко взял Петра за руку, второй рукой обнял Веру, прижимая к себе Анну и Алексея. Они шли молча, шаг за шагом приближаясь к точке невозврата. Каждая секунда казалась вечностью.
У сельсовета было многолюдно. Свет керосиновых ламп выхватывал бледные лица, заплаканные глаза. Из темноты доносились голоса: «Ну, держись, брат!», «Возвращайся живым!», «Береги себя, сынок!». Прощания были быстрыми, отрывистыми, словно люди боялись, что долгие слова сделают разлуку невыносимой.
Иван крепко обнял Веру в последний раз. «Береги детей, Вера. И себя. Я вернусь». Он повернулся, кивнул Алексею, словно передавая ему эстафету, и решительно шагнул в толпу мужчин. Вера смотрела ему вслед, пока его фигура не растворилась в сумерках и людском потоке. Она стояла там, как вкопанная, с Петром на руках, Анной, прижавшейся к ней, и Алексеем, молча стоящим рядом, таким взрослым и таким потерянным.