Призрак и Девочка: Исповедь Убийцы - страница 5

Шрифт
Интервал


Алексей поднёс бутылку к губам, но она была пуста. Он швырнул её в угол, где она разбилась о стену с громким звоном, присоединившись к россыпи осколков от предыдущих бутылок. Склад эхом отозвался на звук, а затем снова погрузился в гробовую тишину.

– Если бы я остался дома, – бормотал он, и его голос звучал осипшим от алкоголя и слёз. – Если бы я выбрал семью вместо долга…

Но он знал, что эти "если бы" не вернут ему дочь, не изменят того факта, что его профессиональные обязанности стоили ему всего, что имело значение. Он был одним из лучших в своём деле, элитным агентом, который мог проникнуть куда угодно, устранить любого, выжить в любых условиях. Но он не смог защитить собственную дочь.

Складское пространство было холодным и пустым, контрастируя с теплом квартиры Волковых, но оба места пульсировали от одного и того же подспудного ощущения надвигающегося насилия. Алексей провёл пальцами по свалявшемуся меху медвежонка, переживая заново тот момент, когда его профессиональный долг стоил ему всего, что имело значение.

– Я обещал тебе, что буду защищать невинных, – говорил он фотографии, на которой Анна качалась на качелях, её волосы развевались на ветру. – Но как я могу защищать других, когда не смог защитить тебя?

Дыхание Алексея образовывало облачка в холодном воздухе, пока он шептал извинения изображениям, которые не могли простить. Он вспоминал её смех, способ, которым она бросалась ему на шею, когда он возвращался с очередного задания. Теперь эти воспоминания были отравлены знанием того, что его последнее задание стало причиной её смерти.

Тем временем в квартире Волковых наступило время укладывать Лину спать. Виктор проводил её в детскую комнату, где мягкий свет ночника создавал уютную атмосферу среди её плюшевых игрушек, школьных учебников и рисунка их семьи, который она сделала в прошлом году.

– Папа, – сказала Лина, когда он укрывал её одеялом, – что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты знал: я горжусь тем, что ты мой отец.

Виктор почувствовал, как сердце разрывается от одновременной гордости и страха. Он наклонился и поцеловал её в лоб, его большие руки бережно разглаживали её тёмные волосы на подушке.

– Помни, солнышко, – шепнул он с интенсивностью, которая заставила её глаза внимательно изучить его лицо, – папа любит тебя больше всего на свете. И что бы ни случилось, эта любовь будет с тобой всегда.