Мы видим, как тот, кого расисты воспитали как расиста и кто в 1922 году подумывал о вступлении в Ку-клукс-клан (словно это всего лишь еще один социальный клуб вроде дюжины тех, где он уже состоял), заметно меняется. Он превращается в человека, устроившего в 1948 году десегрегацию в вооруженных силах – одну из немногих вещей, которые президент мог сделать самостоятельно. Затем он же запретил дискриминацию в федеральном правительстве, одним махом предоставив тысячи рабочих мест всем американцам вне зависимости от расы, религии или национальности. Именно Трумэн провел первый общий политический митинг в штате Техас в 1948 году, а затем стал первым президентом, обратившимся к Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения (NAACP), выступив со ступеней Мемориала Линкольну. Но еще за несколько лет до этого в Седейлии (Миссури) Трумэн привел в замешательство своих соседей и родственников, затронув расовую тему. «Я верю в братство людей, – сказал он им, – не белых людей, а всех людей перед законом. Я верю в Конституцию и Декларацию независимости. Предоставляя неграм права, которые им принадлежат, мы лишь действуем в соответствии с нашими собственными идеалами истинной демократии».
Он мог пойти дальше – любой мог бы, – но и то, что он сделал, советники определили как политическое самоубийство. Он увидел, что они имели в виду, в 1948 году, когда многие южные штаты отказались от участия в национальном съезде Демократической партии в Филадельфии из-за его политики в области гражданских прав. Он признал, что потерял часть поддержки, но храбро ответил: «Всегда можно обойтись без опоры на подобных людей».
Почему он отважился на это? Конечно, потому, что верил в Конституцию и Декларацию независимости. В своей речи у Мемориала Линкольну он предвосхитил прозвучавшую 16 лет спустя знаменитую мечту Мартина Лютера Кинга – младшего, сказав: «Когда я говорю “все американцы”, то имею в виду всех американцев». Но основной причиной послужило известие об ужасной расправе в городе Монро (Джорджия) над одним чернокожим ветераном Второй мировой войны, которую явно одобряли местные политики. Жестокость и зверство этого линчевания лишили Трумэна детских иллюзий. Все понятия морали и человечности были попраны. «Боже мой!» – воскликнул он, когда ему рассказали, как в Южной Каролине сержанта Айзека Вударда вытащили из автобуса, избили, а затем ослепили – и сделал это местный начальник полиции. «Я и представить не мог, что все настолько ужасно, – сказал он. – Мы должны что-то сделать!»