Девушка засмущалась и быстро оделась. Добран твердо решил проводить ее, словно оберегая сокровище. Теперь, когда она доверила ему свою невинность, любовь его разгорелась с новой, неистовой силой. "О боги Нави, Яви и Прави, как излить ей всю глубину моей любви?" – терзался Добран, шагая рядом с ней по хрустящей от мороза дороге. У самых дверей он заключил ее в объятия и поцеловал, вкладывая в этот поцелуй все трепетное волнение, всю нежность и преданность. Расставание давалось невыносимо тяжело, но время неумолимо подгоняло, и он, скрепя сердце, разжал объятия, лишь напоследок взмахнув рукой. Вслед ему прозвучал тихий, словно шепот ветра, голос: – Добран, милый, обернись…Он обернулся и увидел, как она пускает воздушный поцелуй. Парень улыбнулся, и побежал окрыленный домой. Его первую любовь звали Ведана.
Улыбка озаряла сонное лицо Добрана, но похмельный молот обрушился на него, впечатывая обратно в суровую явь. Тяжкое пробуждение накатывало волнами. Ночь перевалила за середину, костёр, потрескивая, плясал под звёздным пологом, высвечивая окрестности холма. Издалека доносились переклички ночных тварей.
Эту зыбкую идиллию разорвал скрипучий, почти загробный голос Добрана.
– О святые духи предков моих! Боги Яви, Прави и Нави! За что мне эта кара?! О, моя многострадальная головушка… Белогор, чтоб тебя… Словно чёрт во рту наследил! Спасибо хоть, в штаны не напрудил! – Последовала пауза, во время которой Добран провёл тщательный осмотр. – Фух, и по-большому пронесло. – С гордостью констатировал он, ощупывая лицо. Замешкался, судорожно пытаясь найти хоть каплю влаги, хоть что-то, способное утолить эту адскую засуху. – Так, а где наш герой-то? – Окинув взглядом холм и прилегающую территорию и не обнаружив Белогора, он принялся яростно шарить вокруг, надеясь отыскать хоть немного воды, чтобы затушить бушующий в горле пожар.
Добран рыскал повсюду, пару раз скатился со всех сторон холма, высматривая хотя бы жалкую лужицу. Но положение оставалось неизменным, а жажда словно тисками сжимала горло. Так продолжалось до тех пор, пока поиски не были прерваны еле слышным, но отчётливым голосом:
– Добран, милый, обернись… – Голос был обманчиво приятным и ласкал слух.
Добран замер, словно громом поражённый. Казалось, он забыл о жажде, и грань между сном и явью окончательно стёрлась. Единственным его желанием было обернуться.